За гранью: Контракт его души

Эту исто­рию, имев­шую быть место в Росто­ве-на-Дону, нам при­сла­ла чита­тель­ни­ца под псев­до­ни­мом Оль­ген. Исто­рия содер­жит как мини­мум 7 глав, кото­рые мы будем выкла­ды­вать регу­ляр­но. Она зву­чит неве­ро­ят­но и фан­та­стич­но, и где-то напо­ми­на­ет миры Робер­та Мон­ро, опи­сы­ва­е­мые им в сво­их кни­гах о путе­ше­стви­ях вне тела. В этой исто­рии, реаль­ный чело­век Гена ока­зал­ся в мно­го­крат­ном пере­хо­де из Этой в Ту жизнь посред­ством собы­тий так или ина­че про­изо­шед­ших. Без зна­ка плюс или минус. И эта тема заслу­жи­ва­ет иссле­до­ва­ния в фор­ма­те докуд­ра­мы для ТВ Экс­т­ра «В поис­ках про­шлой жиз­ни». В пре­ди­сло­вии пуб­ли­ка­ции глав кни­ги «Кон­тракт его души» обра­ща­ем­ся ко всем, у кого слу­ча­лись ана­ло­гич­ные собы­тия или есть дру­зья и зна­ко­мые побы­вав­шие За Гра­нью - пиши­те к нам в редак­цию! Да, обсуж­де­ние про­изо­шед­ше­го с авто­ром воз­мож­но и при­вет­ству­ет­ся, пиши­те так­же в ЦРИ.

Оль­ген: «Опи­сан­ная кли­ни­че­ская смерть была не пер­вой и не послед­ней, но самой дли­тель­ной. Во вре­мя пер­вой были инте­рес­ные собы­тия, но они ско­рее ста­ли под­го­тов­кой к это­му дли­тель­но­му визи­ту. Я была все­гда рядом.

Аст­ма появи­лась из-за очень доб­ро­со­вест­но­го осво­е­ния пра­на­я­мы – сби­лась авто­ма­ти­ка дыха­ния. Так что я была про­тив­ни­ком вся­ких прак­тик, но запре­тить не име­ла пра­ва, направ­ля­ла по мере сил и помо­га­ла справ­лять­ся с послед­стви­я­ми. Так что участ­ни­ком всех собы­тий была уж точно.

След­стви­ем таких «визи­тов» за грань ста­ли спо­соб­но­сти, кото­рые мы скры­ва­ли по несколь­ким при­чи­нам. Да и кому рас­ска­жешь такое? И все же я нача­ла запи­сы­вать для себя, вер­нее для Гены, что­бы ему про­ще было попа­дать в те же места. Полу­ча­лись сво­е­го рода ссыл­ки, адре­са, настро­еч­ные дета­ли мест и ситу­а­ций. Когда он сно­ва попа­дал на дру­гие пла­не­ты, в дру­гие вре­ме­на, то по моей прось­бе уточ­нял дета­ли, обсто­я­тель­ства, параметры.

Его нача­ли исполь­зо­вать для помо­щи в горя­чих точ­ках на зем­ле. В любое вре­мя, днем и ночью. По сути он все вре­мя нахо­дил­ся в изме­нен­ном состо­я­нии созна­ния хоть и в пол­ном созна­нии нор­маль­но­го чело­ве­ка. Мож­но назвать это непре­рыв­ной молит­вой с точ­ки зре­ния пра­во­слав­ной веры. Как один из аспек­тов – он про­сил за кого-то из обыч­ных людей и его слы­ша­ли ТАМ.

Меня Гена спа­сал не раз, но это не важ­но, глав­ное, что уже в боль­ни­це, в 2007 г., когда шан­сов выжить у меня про­сто не было ника­ких он уго­во­рил меня остать­ся с усло­ви­ем, что я опуб­ли­кую его рас­ска­зы. То есть я долж­на была попро­сить раз­ре­ше­ния остать­ся, захо­теть жить ради это­го. А вдруг кому-то при­го­дит­ся его Путь, как путе­во­ди­тель. Ну или как инте­рес­ный рас­сказ без при­крас и фан­та­зий. Он наде­ял­ся, что есть люди, кото­рым его рас­ска­зы помо­гут попасть в те же места.

Но увы, пока не нашлось. Может быть я не там иска­ла. Да и писать пере­ста­ла уже давно.

Послед­няя кли­ни­че­ская смерть была в 2010 г. Об этом писать пока не хочу.

Умер Гена 31 апре­ля 2012 года. Меня дома не ока­за­лось. Обще­ние я не под­дер­жи­ваю хоть и вижу, слы­шу, полу­чаю помощь, инфор­ма­цию вре­мя от вре­ме­ни. Спра­ши­ва­ла его, как дол­го он мучил­ся – ска­зал, что очень дол­го, целую мину­ту. Ска­зал ско­ро­го­вор­кой, торо­пясь рас­ска­зать, как выгля­дят звёз­ды на самом деле. Мой вопрос был не важен и не интересен.

Пыта­юсь теперь понять кто же он на самом деле.

Мы про­жи­ли мно­го жиз­ней вме­сте, вспом­ни­ли мно­гие наши жиз­ни в таких дета­лях, что пуб­ли­ко­вать в этом обще­стве не сто­ит. Свою преды­ду­щую жизнь он пом­нил до подроб­но­стей, но вот имя… Навер­ное это не нуж­но было, ведь бли­зость к Гит­ле­ру мало кому идет на пользу.

Ино­гда раз­го­ва­ри­вал на дру­гих язы­ках и не заме­чал этого.

Встре­чал­ся с Дени­о­ном Бринк­ли и помо­гал ему во вре­мя выступления.

Как-то в послед­ний год жиз­ни сопро­вож­дал зна­ко­мую, кото­рая лете­ла к подру­ге из Гер­ма­нии в Гре­цию. Летел рядом с само­ле­том. Все пас­са­жи­ры с одной сто­ро­ны само­ле­та виде­ли анге­ла огром­но­го раз­ме­ра. Про­стень­ко так и скром­но. Ска­зать, что он раз­ви­вал полу­чен­ные спо­соб­но­сти нель­зя, он про­сто жил с ними, а раз­ви­тие про­хо­ди­ло само собой.

Так что Ген­на­дий теперь «ушел на повышение».

Года три назад я позна­ко­ми­лась с авто­ром инте­рес­ной кни­ги, кото­рую ей про­дик­то­ва­ли Отту­да. И ей вдруг сре­ди ночи явил­ся кто-то и про­дик­то­вал стих-посла­ние, пред­на­зна­чен­ное мне. По всем при­ме­там это был Ген­на­дий. Соглас­но этой его прось­бе я и напи­са­ла вам о нём.»

Глава 1. Репетиция смерти

Май­ские празд­ни­ки закон­чи­лись. Гена осва­и­вал зарос­ший весен­ней тра­вой, склон. Где-то гром­ко зазво­нил коло­кол. Гена выпря­мил­ся и прислушался:

- «Кра­си­во зво­нит! Так мело­дич­но и в то же вре­мя гром­ко. Надо поехать в цен­траль­ный собор на какой-нибудь празд­ник и позво­нить в коло­кол само­му. Может, прав­да аст­ма прой­дет. Да еще зуб этот про­тив­ный выле­чит­ся? Хотя, так все болез­ни мож­но было бы выле­чить. Инте­рес­но, а какой празд­ник сего­дня, раз коло­кол зво­нит?» – Эти мыс­ли, и звон коло­ко­лов отвлек­ли от рабо­ты и Гена пошел пытать по это­му вопро­су жену.

Жена в этом вопро­се ока­за­лась дре­му­чая. Мало того, рядом с их жили­щем ника­ко­го собо­ра ока­зы­ва­ет­ся не было. Они вооб­ще жили в про­мыш­лен­ном рай­оне. Гена заду­мал­ся. Не над нали­чи­ем церк­вей, а над тем, что Юль­ка это­го зво­на вооб­ще не слы­ша­ла. Это было про­сто не воз­мож­но! Полу­ча­ет­ся, что зво­нят коло­ко­ла толь­ко ему. Или по нем? Хоро­шая рабо­та про­го­ня­ет пло­хие мыс­ли. Вот этим и решил занять­ся Гена.

4 мая обе­ща­ли замо­роз­ки. Гена с Юлей реши­ли жечь ночью кост­ры. Стро­и­тель­ная свал­ка, где обос­но­ва­лись они, почти не дава­ла уро­жая. Но дере­вья были все в цве­ту и обе­ща­ли отбла­го­да­рить фрук­та­ми за забо­ту. Да и как не помочь – живые ведь, вон какие поч­ки нали­тые и кое-где уже рас­пу­сти­лись. Собра­ли днем сухие вет­ки, струж­ку, а свер­ху све­же­ско­шен­ную тра­ву для дыма.

День почти про­шел. Кост­ры были гото­вы, и мож­но было поужи­нать, отдох­нуть, ведь ночь долж­на быть нелегкой.

Гнать Юль­ку спать было бес­по­лез­но, все рав­но рядом будет кру­тить­ся. Сто­ит толь­ко ей удоб­но устро­ить­ся рядом, как у нее начи­на­ет­ся воображариум:
– «Здесь мы закруг­лим сте­ну, сде­ла­ем окош­ко на восток и будем встре­чать рас­свет в любую пого­ду. А там лесен­ка, полоч­ки, шкаф­чи­ки, цветочки…»

Она силь­но дони­ма­ла его сво­и­ми иде­я­ми, а он слу­шал ее как шум моря в тихий теп­лый день. Она, конеч­но, зва­ла его помочь, осо­бен­но если шкаф, кото­рый ей хоте­лось пере­ста­вить само­сто­я­тель­но, поче­му-то падал. Его забав­ля­ли удив­лен­ные гла­зен­ки из-под шка­фа или из-под гру­ды кир­пи­ча. Нет бы поду­мать о тех­ни­ке без­опас­но­сти или про­сто рас­счи­тать свои силы, но куда там, азарт «дела­те­ля» затме­вал все расчеты.

Сей­час она хло­по­та­ла у пли­ты и что-то щебе­та­ла. Кажет­ся, про неудоб­ный и слиш­ком длин­ный уча­сток, строй­ма­те­ри­а­лы не там где надо бы. Вол­но­ва­лась, что Гена устал за день на рабо­те, а ведь аст­ма нику­да нее делась. Пред­ла­га­ла побе­речь себя, но как?
Ген­ке не хоте­лось пить лекар­ства по пустя­кам, но все окру­жа­ю­щее уже каза­лось, подер­ну­лось дымом от посто­ян­ной нехват­ки воз­ду­ха. Нуж­но поспать хоть часок.

- «Наруб­лю дров еще немно­го, чтоб хва­ти­ло и посплю», – думал Гена, когда подо­шла Юль­ка, демон­стра­тив­но под­бо­че­нясь и, напу­стив на себя гроз­ный вид, пыта­ясь втис­нуть­ся в роль гроз­ный жены.

- А ну-ка, лесо­руб, иди быст­рень­ко ужи­нать. Костром боль­ше, костром мень­ше – мне все рав­но. Вот мужем боль­ше, мужем мень­ше – это уже дру­гое дело. (Глу­пая шут­ка. Знать бы это тогда. Но что бы мог­ло изме­нить­ся?) Я тебя ночью голод­но­го на себе, что ли меж­ду костра­ми носить буду?

Может, на кого-то гроз­ный вид и подей­ство­вал бы адек­ват­но, но Юль­ке не уда­ва­лось скрыть озор­ной блеск глаз. Хруп­кая, с хво­сти­ком свет­лых волос она каза­лась девоч­кой. Если бы не седи­на пере­жи­то­го. И как это все втис­ну­лось в такую недол­гую жизнь?!

Гена все пытал­ся понять, где она хра­нит этот задор и тер­пе­ние. И как она может так, без огляд­ки, любить? Но спо­рить и, прав­да, не было смыс­ла, даже в шут­ку, и он поплел­ся, уста­лый, к столу.

После ужи­на аст­ма немно­го поутих­ла, напря­же­ние спа­ло и, как все­гда после при­сту­па, захо­те­лось спать. И вре­мя поз­во­ля­ло, и Юль­ка тихонь­ко сиде­ла рядом что-то вяза­ла. Все уба­ю­ки­ва­ло, и Гена заснул. Юль­ка выбра­лась поти­хонь­ку в сад раз­ду­вать кост­ры. Дым охва­тил всю окрест­ность, опу­стил­ся мяг­ким покры­ва­лом на сады вни­зу. От дыма сле­зи­лись гла­за, но думать об этом не хоте­лось. Дым раз­бу­дил Ген­на­дия. Он вышел и, не успев стрях­нуть с себя сон, тут же полу­чил пор­цию креп­ко­го дыма в лицо. Закаш­лял­ся, отды­шал­ся и при­нял­ся помо­гать жене. Юль­ка носи­лась от одно­го кост­ра к дру­го­му с фанер­кой для раз­ду­ва­ния огня, и при­бе­жа­ла к тому месту, где сидел на полене Ген­ка, весе­лая и про­пах­шая дымом. Собра­лась уже поде­лить­ся впе­чат­ле­ни­я­ми, когда уви­де­ла лицо мужа.

Гена уже даже не хри­пел, он сипел, ссу­ту­лив­шись, жад­но гло­тал воз­дух, как рыба на бере­гу. Было ли лицо серым, или еще каким – не вид­но. Да уже и не важно.

Юль­ка опро­ме­тью бро­си­лась в дом за лекар­ства­ми. Но как в тем­но­те его колоть? Пока Гена затал­ки­вал в рот таб­лет­ки, она судо­рож­но наби­ра­ла в шприц лекар­ства. Укол Гена, каза­лось, не ощутил.
– «Лишь бы ско­рее подей­ство­ва­ло» – мета­лась в голо­ве одна толь­ко мысль у Юль­ки. Руки дро­жа­ли. Мыс­ли тоже.
– «В доме свет­ло, но в такой позе его не дота­щить». Нуж­но сде­лать мас­саж груд­ной клет­ки, может рас­сла­бит­ся, и тогда воло­ком, поти­хонь­ку, упи­ра­ясь нога­ми и рука­ми в порог, сте­ны, мож­но вта­щить в дом. Подаль­ше от дыма.
Мас­саж немно­го помог, и Гена прохрипел:
– «Воды».
Идея дота­щить была види­мо не та. Ему нужен этот холод. И Юль­ка уже зна­ла, что нуж­но снять рубаш­ку и обти­рать его холод­ной водой. Обду­вать и делать мас­саж. Хоро­шо, что на ули­це уже «минус». Ген­ке все­гда жар­ко в таком состоянии.

При­выч­ные мани­пу­ля­ции все рав­но не при­но­си­ли уве­рен­но­сти, что сде­ла­но все воз­мож­ное и сде­ла­но пра­виль­но. Знать, когда закон­чит­ся при­ступ совер­шен­но невоз­мож­но, объ­ем лег­ких у него от заня­тий спор­том боль­шой и это зна­чит муче­нье не пяти­ми­нут­ное. И закон­чит­ся ли?! Оста­ет­ся толь­ко верить. Верить и наде­ять­ся. А глав­ное – любить. Когда любишь без­за­вет­но, мыс­ли о себе не меша­ют помо­гать в труд­ных ситу­а­ци­ях. А пока оста­ва­лось ждать, когда подей­ству­ют лекар­ства. Ведь при­ступ уду­шья был от уста­ло­сти, нер­во­треп­ки с послед­ним несо­сто­яв­шим­ся кли­ен­том и от дыма. И этот дым нику­да не девал­ся. Кост­ры «рабо­та­ли» исправ­но как по зако­ну под­ло­сти. (Кто инте­рес­но вывел этот закон?) Юля поня­ла, что ситу­а­ция совсем не стан­дарт­ная и при­дет­ся вызвать «ско­рую помощь».

Теле­фон был у сто­ро­жей на сосед­ней базе. Но до него еще нуж­но добе­жать, а это зна­чит оста­вить Гену. По край­ней мере, его погру­зят и выве­зут отсю­да. Орга­низм мужа лекар­ства не при­нял, и к судо­рож­но­му состо­я­нию доба­ви­лась рво­та лекар­ства­ми. Вме­сте с уду­шьем это жут­кое зре­ли­ще. Ну и как его теперь оставить?

Пере­би­рая в голо­ве дру­гие реше­ния, Юль­ка реши­ла отка­зать­ся от услуг ума. Она, как безум­ная в бук­валь­ном смыс­ле, бро­си­лась бежать к телефону.

Бежать при­хо­ди­лось под гор­ку по пло­хой грун­то­вой доро­ге, потом через шос­се. Она пада­ла, под­ни­ма­лась и, не успев еще рас­пря­мить­ся, бежа­ла даль­ше. Ноги не успе­ва­ли за ней и часто подводили.

Сту­чать в окно сто­рож­ки, она не боя­лась. Мыс­ли оста­лись там, воз­ле мужа. Сто­рож вяло открыл калит­ку, когда уви­дел в окно жен­щи­ну. Но сон сле­тел с него, когда в осве­щен­ный двер­ной про­ем вошла жен­щи­на с раз­би­ты­ми колен­ка­ми и ладо­ня­ми, с пре­ры­ва­ю­щим­ся от бега, сви­стя­щим дыха­ни­ем. Он помог набрать номер «ско­рой». Теле­фон был с дис­ком, и она никак не мог­ла попасть на нуж­ную циф­ру. Но даже будь он кно­поч­ный – руки у нее тряс­лись, губы тоже и объ­яс­нить дежур­но­му «ско­рой помо­щи» она едва смог­ла. Там, на том кон­це про­во­да эмо­ции не учи­ты­ва­ют­ся и не вли­я­ют на ско­рость записи.

После звон­ка Юль­ку как вет­ром сду­ло. Толь­ко на полу оста­лись кап­ли све­жей кро­ви, собрав­ши­е­ся в лужи­цу воз­ле телефона.
Вер­нув­шись домой, она поня­ла, что Ген­ке ста­ло хуже.

Гена кор­чил­ся на зем­ле, мок­рый и холод­ный. Жена судо­рож­но пыта­лась облег­чить его стра­да­ния, поли­вая водой, рас­ти­рая грудь, обкла­ды­вая мок­ры­ми поло­тен­ца­ми, что­бы силь­нее охла­дить тело. Созна­ние Гены пере­жи­ва­ло тоже свое­об­раз­ный спазм. Каза­лось, что закры­ва­ют­ся все две­ри, не толь­ко две­ри в лег­кие, но и две­ри в этот мир. Всё съе­жи­лось в нем до нестер­пи­мой боли, до жут­ко­го отча­я­ния. И толь­ко Юль­ка, малень­кая бес­по­мощ­ная Юль­ка не дава­ла созна­нию угас­нуть, не дава­ла совер­шить пры­жок в спа­си­тель­ную бес­пре­дель­ность и оста­вить ее навсегда.
Когда Юля нача­ла рас­ти­рать грудь, руки, ноги зако­че­нев­ше­го мужа, он с тру­дом просипел:
– «Вот и всё. Молись».

Для Гены воз­дух в лег­ких стал невы­но­си­мо твер­дым, он горел в каж­дой кле­точ­ке изму­чен­но­го тела. Хоте­лось оку­нуть­ся в ледя­ную воду, что­бы поту­шить эту топ­ку. Как ни хва­тай ртом воз­дух извне, он не попа­да­ет внутрь – дверь закры­та. Это не цепи, не око­вы, кото­рые мож­но разо­рвать в пред­смерт­ной аго­нии, напол­ня­ю­щей неисто­вой силой, без­мер­ным жела­ни­ем жить. Это бес­те­лес­ные руки смер­ти. Это адское пла­мя. И ника­кие обли­ва­ния водой на моро­зе в этот раз не помо­га­ли. В гру­ди хри­пе­ло, и если этот хрип выры­вал­ся нару­жу, то уно­сил с собой огнен­ный воз­дух. Но и это не при­но­си­ло облег­че­ния, пото­му, что вме­сто него не попа­дал мороз­ный воз­дух ули­цы. Вме­сто него при­хо­ди­ли спаз­мы, сжи­мая тело в камен­ную глыбу.

Оста­вить ее опять на века, как это было рань­ше. А потом искать в этом огром­ном мире людей, живу­щих в суе­те, отре­шен­но­сти от самой сути жиз­ни. И он нашел в себе силы, собрал все кро­хи люб­ви, задав­лен­ные жут­кой болез­нью в этот миг, что­бы выда­вить из себя послед­нюю просьбу:
– «ЗОВИ!!»
Она поня­ла, что он ухо­дит. По серым губам, по стек­ле­не­ю­ще­му взгля­ду, по ско­ван­ным мыш­цам все­го тела. Без­мер­но-люби­мо­го тела, напол­нен­но­го чуд­ным бес­смерт­ным духом. Мыс­ли о себе, поки­ну­той и оди­но­кой, воз­мож­но при­дут, но это будет поз­же, не сей­час. А луч­ше бы и нико­гда. Их души нашли друг дру­га здесь и соеди­ни­лись све­том того зна­ния, что не раз­де­лит их нигде.
Когда так муча­ет­ся люби­мый, ни одна мысль о себе не меша­ет жить его про­бле­мой. И толь­ко его сло­ва, едва слыш­ные, едва понят­ные, но напол­нен­ные такой неисто­вой силой, отрез­ви­ли ее, оста­но­ви­ли и заста­ви­ли задуматься:
– « Кого звать?»
Он зава­лил­ся на нее неожи­дан­но, и обмяк. Она нача­ла его тор­мо­шить, бить по щекам. А он как-то подат­ли­во рас­пла­стал­ся на замерз­шей зем­ле, и широ­ко откры­тые гла­за были обра­ще­ны к звезд­но­му небу. Он не дышал. Его тело ста­но­ви­лось зем­лей это­го мира. И она на коле­нях, сидя рядом, с люби­мым чело­ве­ком дико закричала:
– «Люди! Где вы? Помо­ги­те! Хоть кто-нибудь! Умо­ляю!» Она кри­ча­ла недол­го, но голос быст­ро охрип и без­от­вет­но повис в тишине. Какие могут быть люди в этой дали! Кто еще может жить на отре­зан­ном от циви­ли­за­ции клоч­ке земли?!

Как-то вдруг рас­сы­па­лись все посту­ла­ты веры, заучен­ные фра­зы, име­на. Она на миг рас­те­ря­лась и замер­ла. Из памя­ти всплы­ло имя Архан­ге­ла Миха­и­ла. Имен­но его помощь нуж­на в первую оче­редь, имен­но он помо­жет обре­сти здра­во­мыс­лие в кри­ти­че­ский момент. Потом, обре­тя какую-то твер­дость и уве­рен­ность, она про­из­нес­ла имя Мате­ри Марии. Эти име­на так часто про­из­но­си­лись, что не заста­ви­ли Юлю напря­гать память в миг реша­ю­щей ситу­а­ции, хотя собрать­ся с мыс­ля­ми в такой момент мало кому удается.

Сло­ва напол­ни­лись обра­за­ми, уви­ден­ны­ми на ико­нах, на кар­ти­нах. Она вста­ла с колен, оста­вив лежать на зем­ле съе­жен­ный комо­чек тела сво­е­го мужа, и, про­дол­жая раз­ги­бать­ся во весь рост, выкри­ки­ва­ла в тем­но­ту име­на свя­тых и анге­лов каким-то незна­ко­мым самой себе твер­дым голосом.

Тьма вокруг каза­лась вяз­кой и густой. Вся ситу­а­ция, в кото­рой ока­за­лись эти двое, была одно­вре­мен­но тягу­чей и стре­ми­тель­ной, глу­хой от отча­я­ния и бес­по­мощ­но­сти. Мрак ночи оку­ты­вал так плот­но, что ощу­ще­ние погре­баль­но­го сава­на раз­ры­ва­ло созна­ние на части, рас­тас­ки­вая послед­ние силы, про­са­чи­ва­ясь в без­дон­ную тьму ночи. А зов к созда­ни­ям Све­та, каза­лось, про­ва­ли­вал­ся в вату, оку­тав­шую все вокруг, и казал­ся напрасным.

Дым угас­ших кост­ров сме­шал­ся с тума­ном и отго­ро­дил эту сце­ну борь­бы со смер­тью от все­го осталь­но­го мира. Но он же и при­дал чер­но­те серый цвет, осла­бив ее гнет. И Юля, обра­ща­ясь к небу и гля­дя в него, почув­ство­ва­ла неяс­ный звон внут­ри. То ли это был отзвук ее голо­са, поте­ряв­ше­го­ся в пусто­те, уто­нув­ше­го в ней самой, то ли зве­не­ло все вокруг от ее голо­са. Она замер­ла и при­слу­ша­лась к себе, к миру вокруг, к воздуху.

Да, воз­дух стал про­зрач­нее. Она сама ста­ла про­зрач­нее, сбро­сив с себя отча­я­ние борь­бы с этой тупой без­жа­лост­ной болез­нью мужа. Коль­цо окру­жи­ло место это­го собы­тия так неза­мет­но плав­но, что толь­ко диск звезд­но­го неба пря­мо над голо­вой сви­де­тель­ство­вал о том, что это про­изо­шло. До самых звезд выси­лись луче­зар­ные фигу­ры людей, окру­жив­ших освя­щен­ное молит­вой место. Тиши­на зве­не­ла тор­же­ствен­но и вели­ча­во. Она вру­чи­ла бес­цен­ную душу в руки Архан­ге­лу Миха­и­лу, Мате­ри Марии, кото­рую она все­гда поба­и­ва­лась звать или обра­щать­ся к ней.

Позвать мож­но мно­гих, но может быть доста­точ­но и этих могу­ще­ствен­ных покро­ви­те­лей чело­ве­че­ства? Сомне­ния все­гда были спут­ни­ка­ми Юли, про­рва­лись они и в этот миг через заве­су отча­я­ния. Отча­я­ния, тол­ка­ю­ще­го обра­щать­ся к кому угод­но, лишь бы полу­чить помощь. Но, когда она воочию уви­де­ла это вели­че­ствен­ное зре­ли­ще, то сомне­ния рас­се­я­лись. Со сто­ро­ны это каза­лось стол­бом све­та, ухо­дя­щим в бес­край­нее небо. Сей­час Юля была внут­ри это­го све­та, напол­нен­но­го чистым воз­ду­хом. Навер­ху – звезд­ное небо, а вокруг него туман и лег­кий дым, у ее ног лежал муж. Он не дышал, не сжи­мал­ся в комок. Он, каза­лось, слил­ся с ледя­ной зем­лей, рас­пла­став­шись на ней, обра­тив лицо к небу.

Соба­ки при­тих­ли и толь­ко поче­му-то слег­ка поста­ны­ва­ли. Они не выли, не ску­ли­ли, а про­сто тихо лежа­ли на зем­ле за пре­де­ла­ми это­го кру­га так, как если бы свер­ху их при­да­ви­ли аж до сла­бо­го сто­на. Но не кто-то злой и чужой, а доб­рый и любимый.

Эта вели­че­ствен­ная кар­ти­на отвлек­ла Юлю от мужа, но когда она сно­ва посмот­ре­ла на него… на его тело… Может, она мало моли­лась? И «там» ее пло­хо слы­ша­ли. При­шли, посмот­ре­ли и ушли. И как сми­ре­ние при­шла на память молитва:
«Гос­по­ди, дай мне душев­ный покой, что­бы при­ни­мать то, что не могу изменить,
муже­ство изме­нять то, что могу и муд­рость все­гда отли­чать одно от другого».

Она обре­чен­но и уже спо­кой­но оста­ви­ла Гену. Настоль­ко спо­кой­но, что мог­ла рас­су­ди­тель­но поду­мать о том, какие вещи, доку­мен­ты нуж­ны, когда его будет заби­рать «ско­рая», кон­ста­ти­руя смерть. Она вста­ла и пошла в дом. Никто ей не помо­жет. «Ско­рая» потре­бу­ет доку­мен­ты неза­ви­си­мо от ее состо­я­ния. И она пошла пере­оде­вать­ся и соби­рать доку­мен­ты. Спе­шить боль­ше неку­да. Вре­мя ее не инте­ре­со­ва­ло. Ум при­нял браз­ды прав­ле­ния и дик­то­вал, что нуж­но взять, что надеть, ведь на ули­це мороз. Мужу вещи не нуж­ны уже. Денег на так­си все рав­но не было. Куда его пове­зут – неваж­но. От ближ­ней боль­ни­цы мож­но дой­ти домой часа за пол­то­ра. От цен­траль­ной – за шесть часов. Нуж­но толь­ко смыть кровь с коле­ней и рук, что­бы не бес­по­ко­ить медперсонал.

-«Поче­му-то дол­го нет «ско­рой», – поду­ма­ла толь­ко теперь Юль­ка. А может ей так толь­ко кажет­ся? Но реши­ла позво­нить еще раз.
Сто­рож не мог уже задре­мать и, не сра­зу узнав Юль­ку, все же впу­стил опять. Види­мо, она очень изме­ни­лась за корот­кое вре­мя. И он уже не мог ска­зать, какая она напу­га­ла его боль­ше – та или нынеш­няя. Она спо­кой­но набра­ла номер и спро­си­ла, сколь­ко еще нуж­но ждать. Ока­за­лось бри­га­да «ско­рой» про­сто не зна­ла, что ули­ца, ука­зан­ная в вызо­ве, гораз­до длин­ней: они про­сто не дое­ха­ли и вер­ну­лись. При­шлось объ­яс­нить еще раз. И еще раз попро­сить сто­ро­жа встре­тить маши­ну, что­бы спо­кой­но пой­ти домой.

Все это вре­мя Гена лежал в спор­тив­ных брю­ках на мерз­лой зем­ле, у вхо­да в дом. Юля попы­та­лась под­ло­жить под него покры­ва­ло, но тело было тяже­лым и не гну­лось. Было жут­ко, и она села рядом. Уже све­ти­ла луна, и мрач­ная гро­ма­да дома без еди­но­го огонь­ка с недо­стро­ен­ны­ми сте­на­ми с поло­ви­ной кры­ши, каза­лось, нави­са­ла и дави­ла. Она уви­де­ла вдруг этот дом совер­шен­но ина­че. Он уже не был вопло­ще­ни­ем их идей и надежд. Теперь он казал­ся упре­ком в том, что они не смог­ли рас­счи­тать свои силы и воз­мож­но­сти. Сама она его не закончит.

Стро­ить она может, но кто зара­бо­та­ет на строй­ку? И еще она боит­ся дере­во­об­ра­ба­ты­ва­ю­ще­го стан­ка и сва­роч­но­го аппа­ра­та. Да и зачем он ей? Но оста­вить его как не родив­ше­го­ся ребен­ка на пол­пу­ти, когда все пла­ны и меч­ты умрут вме­сте с мужем? Она дума­ла, как похо­ро­нит его. Он про­сил сжечь. На кре­ма­то­рий денег нет. Может кли­ен­ты, очень ува­жа­ю­щие мужа, ски­нут­ся? А может полу­чить сви­де­тель­ство о смер­ти, собрать дос­ки на строй­ке и сде­лать костер воз­ле это­го дурац­ко­го дома? Ведь, если в жиз­ни ее люби­мый, что назы­ва­ет­ся, «горел» и на рабо­те и в домаш­них делах, то и после смер­ти его не долж­но кос­нуть­ся мерз­кое тление.

- «Да нет же! Нет!» – Она вдруг вспом­ни­ла о себе? – «А как же я? Как жить мне в этом недо­де­лан­ном скле­пе? Как жить, зная, что нет боль­ше на зем­ле моей поло­вин­ки?» – Она теря­ла сына и зна­ла уже эту боль. Тогда она не зна­ла Зако­нов раз­ви­тия это­го мира и, будучи ате­ист­кой, так пере­жи­ла смерть сына, что поте­ря­ла разум на какое-то вре­мя. А потом, когда ее увез­ли, была пара­ли­зо­ва­на два меся­ца. Учи­лась ходить боль­ше года, есть и жить как все. Но как все жить все же не смог­ла и иска­ла отве­ты на свои вопро­сы и сомне­ния. И нашла. И еще нашла чело­ве­ка, кото­рый тоже ждал отве­та на такие же вопро­сы, и они вме­сте пошли по жиз­ни совер­шен­но новой доро­гой, непо­хо­жей на жизнь про­стых, плос­ких людей. Они пони­ма­ли зна­че­ние испы­та­ний в жиз­ни. Вме­сте иска­ли реше­ние задач, гаси­ли раз­дра­же­ние из-за оши­бок друг в дру­ге, радо­ва­лись откры­ти­ям и люби­ли друг дру­га. Не раз­лу­ча­ясь, все эти годы, ста­ра­лись навер­стать вре­мя, про­ве­ден­ное в оди­но­че­стве до их встре­чи. Она уже зна­ла, как устро­ен мир, и мыс­ли о само­убий­стве были дале­ко за пре­де­ла­ми этих зна­ний. А то, что «они жили счаст­ли­во и умер­ли в один день» – это дар небес немно­гим. И теперь ей дожи­вать при­дет­ся одной. Нет! Она, конеч­но, встре­тит­ся с ним за пре­де­ла­ми это­го мате­ри­аль­но­го мира, но все ли она сде­ла­ла здесь? Да и сам Ген­ка не собрал еще обе­щан­ное оже­ре­лье из жем­чу­жин муд­ро­сти, для нее.

Гену встре­ти­ла не смерть с косой. При­шел «лиф­тер». И это был ни кто иной, как Архан­гел Миха­ил. Гена это абсо­лют­но точ­но знал и был теперь спокоен.

Они нес­лись стре­ми­тель­но, но не настоль­ко, что­бы не рас­смот­реть окру­жа­ю­щее их про­стран­ство, явле­ния. Дале­ко вни­зу еще вид­но было малень­кую жен­щи­ну, его спут­ни­цу жиз­ни, с кото­рой его свя­зы­ва­ли века. Он видел, как совсем недав­но Юль­ка бежа­ла по доро­ге, сби­вая колен­ки. Пада­ла, и, не успев тол­ком встать, сно­ва бежа­ла вызы­вать «ско­рую помощь». Но это вос­при­ни­ма­лось кра­ем созна­ния и не име­ло сей­час зна­че­ния. Как не име­ло зна­че­ния, что с его телом.

Когда при­зрач­ный мир, в кото­ром он жил, начал уда­лять­ся со ско­ро­стью бро­шен­но­го кам­ня и Зем­ля оста­лась дале­ко с зем­ны­ми про­бле­ма­ми, вокруг, вокруг него, сме­няя друг дру­га, оже­сто­чен­но тол­ка­ясь, сгру­ди­лись мон­стры, пыта­ясь про­бить­ся сквозь про­зрач­ные стен­ки свое­об­раз­но­го лифта.

Мыс­ли здесь име­ли фор­му, вес и жизнь. Филь­мы ужа­сов – это лишь малая часть. И они все здесь. Герои страш­ных ска­зок, и лица насто­я­щих людей, иска­жен­ные до неузна­ва­е­мо­сти поро­ком. Все это было про­дук­том эмо­ций людей, и в то же вре­мя источ­ни­ком эмо­ций совре­мен­но­го человечества.
Гена раз­гля­ды­вал эти оска­лив­ши­е­ся в бес­по­мощ­ном гне­ве мор­ды, видел цара­па­ю­щи­е­ся по неви­ди­мо­му стек­лу, ког­ти. Эти урод­ли­вые мон­стры были очень близ­ко, но их отде­ля­ла пер­ла­мут­ро­вая сте­на стол­ба Света.
Мгно­вен­ным импуль­сом про­мельк­ну­ло ска­зан­ное Архангелом:
– «У них есть еще и запах, кото­рый пока тебе луч­ше не знать».
– Ну и как пах­нет страх, жаж­да убий­ства, нена­висть, мстительность?
– «Это не сейчас».
В этой пре­зен­та­ции он был про­сто наблю­да­те­лем, пас­са­жи­ром ско­ро­го поез­да. И это была не стан­ция, на кото­рой мож­но вый­ти поню­хать поле­вые цве­ты, поды­шать воз­ду­хом ново­го места, а все­го лишь эпи­зод, про­мельк­нув­ший за окном.
Гена спе­шил Домой.

Конеч­ная оста­нов­ка не сопро­вож­да­лась объ­яв­ле­ни­ем о при­бы­тии ско­ро­го поез­да номер такой-то. Празд­ни­ка по пово­ду при­бы­тия ново­пре­став­лен­но­го не наблю­да­лось. Тон­нель про­сто сме­нил­ся янтар­ной комнатой.
А какие еще ассо­ци­а­ции могут воз­ник­нуть в голо­ве чело­ве­ка, нико­гда в жиз­ни не видев­ше­го дру­го­го, подоб­но­го это­му, мате­ри­а­ла. Янтарь во всем сво­ем вели­ко­ле­пии. И ведь кто-то уже видел эту ком­на­ту, если пытал­ся вос­со­здать ее на земле.

Гена был в пол­ном созна­нии и здра­вом уме, в кото­ром и пытал­ся уло­жить все уви­ден­ное. «Про запас» или как новую для него реаль­ность, в кото­рой теперь при­дет­ся жить, или сно­ва жить – не извест­но. Не все, что он ощу­щал и видел, уда­лось пере­ве­сти на язык зем­но­го вос­при­я­тия. Но не это его заботило.

Его не встре­ча­ли род­ствен­ни­ки, оста­вив­шие зем­лю дав­но или не так дав­но. Его здесь не встре­ча­ли суще­ства Све­та, что­бы обод­рить или про­све­тить о том, где он и зачем. То есть «свет в кон­це тун­не­ля» был не для него, хоро­шо это или пло­хо. Про­сто это было так. Свет был с ним во вре­мя пути и в кон­це это­го пути и сей­час был с ним.

Пунк­том назна­че­ния была очень боль­шая ком­на­та. Гена вошел в ком­на­ту с тре­пе­том. Ощу­ще­ние таин­ства напол­ня­ло воз­дух вокруг. Все сте­ны там были из янта­ря с кра­си­вым замыс­ло­ва­тым узо­ром. Вер­нее это был не узор, а печа­ти, руны. Эта ком­на­та созда­ва­лась для опре­де­лен­ной цели, это был инстру­мент. Янтарь был необ­хо­дим, как стру­ны для арфы. Это был моно­лит, и рисун­ки сде­ла­ны как буд­то самой при­ро­дой. Имен­но при­ро­дой это­го мате­ри­а­ла. Они уси­ли­ва­ли дей­ствие янта­ря, дей­ствие самой гео­мет­рии этой огром­ной ком­на­ты. Попро­буй нане­сти малей­ший штрих или глу­бо­кую цара­пи­ну на стене – и цара­пи­на рас­та­ет, вер­нув преж­нюю чисто­ту. Лиш­ний штрих – и меня­ет­ся гео­мет­рия про­стран­ства, сби­вая с настроя того, кто при­шел сюда с опре­де­лен­ной целью.

Здесь не было необ­хо­ди­мо­сти кру­тить голо­вой, что­бы уви­деть все это вели­ко­ле­пие, не под­вер­жен­ное хао­су. Он видел все вокруг одно­вре­мен­но. Свер­ху, сни­зу все было настоль­ко чет­ко вид­но, что даже самое хоро­шее зре­ние на зем­ле не смо­жет пере­дать дета­ли и нюан­сы. Это была и отда­лен­ная пано­ра­ма и в то же вре­мя, каж­дая деталь в отдель­но­сти. Но самое непо­сти­жи­мое ощу­ще­ние заклю­ча­лось в том, что это все была Любовь.

Это сло­во так потас­ка­но людь­ми на зем­ле, что уже не пере­да­ет его смысл, его дух! Любовь была все­про­ни­ка­ю­щая, как теп­ло солн­ца. Она была одно­вре­мен­но и сло­ва­ми люб­ви и лас­ко­вым све­том и щемя­щей слад­кой болью еди­не­ния. Она была зна­ни­ем и бес­со­зна­тель­ным бла­жен­ством. Гена дышал ею, она согре­ва­ла все его суще­ство, про­ни­ка­ла в зата­ен­ные угол­ки памя­ти. Любо­вью здесь был сам воз­дух. И это она была твор­цом все­го это­го вели­ко­ле­пия. Она сто­я­ла в воз­ду­хе, как аро­мат, как теп­лое обла­ко. Каж­дый кусо­чек пола, стен, был про­пи­тан любо­вью. Она напо­и­ла все его суще­ство и про­бу­ди­ла память. Любовь зву­ча­ла тихой, неж­ной, но силь­ной мело­ди­ей. И это была не любовь за что-то или чья-то любовь, – это была сама Мать все­го суще­го, про­яв­лен­ная в этом доме, его уюте.

Было ощу­ще­ние, что он вер­нул­ся после коман­ди­ров­ки. Там, где он жил и рабо­тал на зем­ле все это вре­мя – был очень узкий диа­па­зон усло­вий для суще­ство­ва­ния. Там он ощу­щал то невы­но­си­мую жару, то мучи­тель­ный ско­вы­ва­ю­щий холод, сырость, голод. То меша­ла одеж­да, то ее не хва­та­ло. На зем­ле он испы­ты­вал боль. Но все это оста­лось там, где было его тело, остав­лен­ное, как поло­мав­ший­ся авто­мо­биль. Он бро­сил его на обо­чине доро­ги и вер­нул­ся домой.

Здесь не было ни холод­но, ни жар­ко. Здесь было све­та и теп­ла ров­но столь­ко, сколь­ко необ­хо­ди­мо. Здесь не было неожи­дан­но­стей, кото­рые он так не любил. Было очень спо­кой­но и зна­ко­мо. Да, теперь зна­ко­мо. Он вспом­нил и эту ком­на­ту, и этот аро­мат Реаль­но­сти, а не про­сто дей­стви­тель­но­сти. Да, он дома, в одной из рабо­чих ком­нат, где долж­но быть Зеркало.

Суще­ство­ва­ние это­го Зер­ка­ла науч­но обос­но­вал Вер­над­ский. Не важ­но, как он дошел до это­го, но мир узнал, что суще­ству­ет ноосфе­ра, хра­ня­щая все запи­си про­ис­хо­дя­ще­го на Зем­ле. Она, подоб­но атмо­сфе­ре, тон­ким зер­каль­ным сло­ем окру­жа­ет Зем­лю, отра­жа­ет все собы­тия. В вос­при­я­тии уче­ных это видит­ся так, но вызы­ва­ет боль­ше вопро­сов, чем отве­тов: как читать запи­си, из чего состо­ит, как запись уви­деть, какие при­бо­ры создать для рабо­ты с ней?
А здесь про­сто ком­на­та, про­сто Зер­ка­ло и… про­сто Хро­ни­ки Ака­ши. Для вос­при­я­тия Гены они выгля­де­ли, как картины.

Кар­ти­ны его жиз­ни, взя­тые из хро­ник Ака­ши, не были плос­ки­ми. Кар­тин­ная гале­рея была его соб­ствен­ной. Но на этих, с поз­во­ле­ния ска­зать, полот­нах, были и дру­гие люди. Они были частью его кар­тин, его жиз­ни. Отту­да тяну­лись ниточ­ки судеб дру­гих людей, тес­но пере­пле­та­ясь с его судьбой.
Он оста­но­вил свой взгляд на серой непри­мет­ной кар­тине. Серой она была от пыли и дыма на поле сра­же­ния. Вой­на. Это была его вой­на, судя пото­му, как у него силь­но заби­лось серд­це. Серд­це. Как стран­но это зву­чит в этом мире. Кар­ти­на мед­лен­но, но уве­рен­но впол­за­ла в душу, буди­ла чув­ства, ощу­ще­ния и память. В воз­ду­хе запах­ло гарью. Память быст­рень­ко под­су­е­ти­лась и доба­ви­ла звук: «клац».
– Черт, опять сорва­лась гусеница!
Тан­ки шли мед­лен­но и зловеще.

Кар­ти­на вби­ра­ла Гену в себя, погру­жа­ла в вой­ну, в его вой­ну. Где-то на краю цеп­ля­ю­ще­го­ся за дей­стви­тель­ность созна­ния Гену про­мельк­ну­ла мысль:
– «Как я рас­ска­жу о кар­тине? Как кри­тик, типа «хоро­шая тех­ни­ка испол­не­ния, яркие крас­ки, удач­ный ракурс, мастер­ство цветопередачи»…или что там еще гово­рят о живо­пи­си? «кар­ти­на напи­са­на неиз­вест­ным худож­ни­ком (ну не масте­ром же) в неиз­вест­но каком году. Холст. Мас­ло». Бред. А вот то, что про­ис­хо­дит сей­час не бред. Да, а рас­ска­жу ли?»
На этой кар­тине нет места сло­вам. Или в этой кар­тине? Они зву­чат самим фоном и выгля­дят неотъ­ем­ле­мой частью самой кар­ти­ны. Вот гру­бый мазок отры­ви­стой коман­ды насту­пать, гор­тан­ный окрик офицера.
– Ты еще ска­жи «неж­ная аква­рель сто­нов уми­ра­ю­щих» – ска­зал кто-то.
Голос мгно­вен­но раз­ве­ял дым сра­же­ния и напом­нил, что это кар­ти­на на стене. Про­сто картина.
– Нет, не про­сто. У тебя теперь есть «клю­чи» от этой ком­на­ты. Изу­чай, – ска­зал Хра­ни­тель Свитков.
На дру­гой кар­тине было что-то похо­жее на Рим. Жаль, что вни­зу нет таб­лич­ки с назва­ни­ем и годом «выпус­ка». Да и экс­кур­со­вод куда-то про­пал, если вооб­ще появ­лял­ся. Может толь­ко голос и был. Гена все же осмот­рел­ся, ища того, кто объ­яс­нит суть про­ис­хо­дя­ще­го здесь. Вер­нее объ­яс­нит, поче­му он видит это кар­ти­на­ми, а не как еще. И услышал:
– Кар­ти­на – это кон­цен­три­ро­ван­ная мно­го­слой­ность мира. Кар­ти­на – это срез кар­ми­че­ско­го рисунка.
Когда смот­ришь на рабо­ту истин­но­го худож­ни­ка, то глу­би­на позна­ния мира зави­сит толь­ко от глу­би­ны души зри­те­ля. Собра­ние кар­тин – это оркестр. Кар­ти­на – это кон­цен­трат эмо­ций. Имен­но эмо­ции «вклю­ча­ют» звук и ищут сво­е­го зрителя.
– Что такое абстрак­ция, импрессионизм?
– Како­фо­ния или Дверь в безумие.

На дру­гой кар­тине он вни­ма­тель­но огля­ды­вал мест­ность. Все было так, как докла­ды­ва­ли раз­вед­чи­ки. План наступ­ле­ния тан­ко­вой бри­га­ды он раз­ра­ба­ты­вал сам. Впе­ре­ди нахо­дил­ся город, кото­рый нуж­но взять…
А вот он объ­яс­ня­ет, что кол­бу нуж­но дер­жать под накло­ном, когда осто­рож­но добав­ля­ешь дру­гой реагент …
Здесь он чув­ству­ет себя малень­ким маль­чи­ком, он видит печь и нем­цев воз­ле нее. Они рабо­та­ют, зака­тав рука­ва немец­кой фор­мы. Ужас­но кост­ля­вые тру­пы пере­гру­жа­ют из газо­вой каме­ры. За поя­сом у нем­цев бол­та­лись про­ти­во­га­зы ста­ро­го образ­ца, с дву­мя лям­ка­ми-застеж­ка­ми. На двер­це печи отчет­ли­во было вид­но циф­ру 1837 г. и над­пись «Baden Tirtgohfen».
А вот его и Юль­кин дом.

Еще мно­го, мно­го кар­тин его жиз­ни. Эти кар­ти­ны, как мая­ки зажглись для него в созна­нии, оста­лись в памя­ти. Он будет вгля­ды­вать­ся в них еще не раз. Он мог зано­во пере­жить все, что видел.

Он уви­дел не про­сто эту его жизнь: неко­то­рые аспек­ты его жиз­ни были тес­но свя­за­ны с его про­шлы­ми рож­де­ни­я­ми на зем­ле. Собы­тия одной жиз­ни пере­те­ка­ют в собы­тия дру­гой, а харак­тер­ные чер­ты пове­де­ния соеди­ня­ют то тон­ки­ми ниточ­ка­ми, то мощ­ны­ми кана­та­ми его судь­бы на зем­ле. Нако­нец-то он может уви­деть при­чи­ну и след­ствие сво­их оши­бок и заблуж­де­ний. Этот «фильм» имел про­дол­же­ние, Гена видел, куда его может при­ве­сти цепь собы­тий. Он рас­смат­ри­вал кар­ти­ны жиз­ней, как одно непре­рыв­ное дей­ствие. Сме­ня­лись эпо­хи, одеж­да, окру­же­ние, а цепь собы­тий и про­сто­го быта вела его по наме­чен­но­му пути, допус­кая откло­не­ния. «Шаг впра­во, шаг вле­во – рас­стрел» – не все­гда, но быва­ло и так. И все начи­на­лось сно­ва, сно­ва рож­де­ние, испы­та­ния, уро­ки жизни.

Гена вгля­ды­вал­ся в эти сюже­ты и как лицо заин­те­ре­со­ван­ное и отстра­не­но, как учё­ный. Ведь зачем-то он попал сей­час сюда? За отве­та­ми, из-за какой-то ошиб­ки в соб­ствен­ной жиз­ни? Или это свое­об­раз­ная шпар­гал­ка, в кото­рую мож­но под­смот­реть и вер­нуть­ся с пра­виль­ным реше­ни­ем. Но уж очень мучи­тель­ный путь сюда ему при­шлось про­де­лать. Все гово­ри­ло, что с остав­лен­ным телом его уже ниче­го не свя­зы­ва­ет. Не было и необ­хо­ди­мо­сти смот­реть, что с ним будет. Да и кому инте­рес­но читать детек­тив, когда все уже извест­но. Полу­ча­ет­ся, что жизнь – это детек­тив? Похо­же на то. Детек­тив начи­на­ет­ся, если есть смерть чело­ве­ка. Каж­дая жизнь закан­чи­ва­ет­ся смер­тью. В каж­дой жиз­ни есть малень­кие и боль­шие нару­ше­ния зако­на. Каж­дая жизнь пол­на зага­док. А след­ствие про­во­дит­ся ЗДЕСЬ. Стра­те­гию жиз­ни тоже раз­ра­ба­ты­ва­ют здесь, а так­ти­кой зани­ма­ет­ся каж­дый в отдель­но­сти уже на зем­ле. Он понял, что про­яв­ле­ние его необыч­ных спо­соб­но­стей – не цель в жизни.

Это был мир Люб­ви. Здесь была Любовь, ради кото­рой мож­но на все пой­ти. И вот он здесь, с Ней, в Ней, во имя Нее. Он вновь ощу­тил себя частью это­го мира.

Он не заме­тил, когда рядом кто-то появил­ся. Это были вели­кие люди и они были ему зна­ко­мы, но их вели­чие не дави­ло, не пуга­ло. Хоте­лось задать столь­ко вопро­сов! Но так сколь­ко же? Часть созна­ния Гены была закры­та и все же отве­ты на невы­ска­зан­ные вопро­сы были крат­ки и в то же вре­мя исчер­пы­ва­ю­щие. То, что он мог вме­стить в этом мире духа, ему сей­час каза­лось огром­ным, без­бреж­ным оке­а­ном зна­ний. И это было лишь крупицей.

Он ждал реше­ния это­го вели­че­ствен­но­го собра­ния. Он ждал опре­де­ле­ния его места для даль­ней­ше­го суще­ство­ва­ния в этом духов­ном мире. При­го­вор он уже вынес себе сам, как это дела­ет каж­дый при­шед­ший сюда. Он смот­рел на эти свет­лые оду­хо­тво­рен­ные лица и понял, что очень ско­ро при­дет­ся вер­нуть­ся в тот мир, что оста­вил. Но кем он вер­нет­ся, куда?

– «Ты дол­жен вер­нуть­ся в тюрь­му», – про­зву­чал ответ. Он решил, что теперь на зем­ле он дол­жен прой­ти новое испы­та­ние – попасть в тюрь­му. Гена готов был на все, даже на это, не раз­ду­мы­вая ни мгно­ве­ния за что его могут поса­дить. Если нуж­но запла­тить дол­ги, иску­пить древ­нюю вину, то и кар­цер подой­дет. Гово­рят: «я для тебя готов на все, даже на смерть». А Гена был готов на все, даже на жизнь. Он не сра­зу понял, что тюрь­мой было его тело, он опять воз­вра­щал­ся в свою соб­ствен­ную тюрь­му. Состо­я­ние его «авто­мо­би­ля» про­шло здесь оцен­ку, и было при­зна­но при­год­ным к даль­ней­ше­му использованию.

Мир вокруг напол­нял­ся истин­ной Реаль­но­стью. Тая­ли тени чело­ве­че­ских суе­ве­рий и пред­рас­суд­ков. Исче­за­ли нагро­мож­де­ния услов­но­стей обще­ства, как рябь на воде. Пусть он был толь­ко малень­кой лужи­цей по срав­не­нию с оке­а­ном чело­ве­че­ства, но в ней отра­жа­лось теперь все небо, оза­рен­ное све­том. Отра­жа­лось ноч­ное небо и звез­ды. Он был частью это­го неба теперь.

Он знал теперь, он абсо­лют­но точ­но знал, что отту­да, из этой нево­об­ра­зи­мой глу­би­ны к нему тянет­ся рука дру­га. И еще сот­ни и сот­ни дру­же­ских рук ждут момен­та, когда и он про­тя­нет свою руку. Он теперь знал их в лицо, ждал встре­чи, пони­мал свое зна­че­ние на зем­ле. Пото­му, что стал той ниточ­кой, что свя­жет зем­ную жизнь с луче­зар­ной окта­вой Све­та, куда ушли жить и тру­дит­ся Вели­кие Души вели­ких людей.

- «Дура, какая же я дура! Сколь­ко про­шло вре­ме­ни! Реши­ла, если уже живо­му дыха­ние не могу вер­нуть, то мерт­во­му тем более? Мерт­вые все оди­на­ко­вые. Ведь про­бо­ва­ла не раз воз­вра­щать пове­шен­ных, утопленников».

Эго­изм, ока­зы­ва­ет­ся, может быть мощ­ным дви­га­те­лем, и он вывел ее из сту­по­ра. Она разо­зли­лась и нача­ла бить его по щекам. Стоп. Этим чув­ствам здесь не место. Она огля­де­лась. Соба­ки про­су­ну­ли свои мор­доч­ки побли­же, и, каза­лось, жда­ли чего-то от Юль­ки. Нуж­но сде­лать искус­ствен­ное дыха­ние. Она взгро­моз­ди­лась на Гену и вло­жи­ла все свои силы, что­бы рас­ше­ве­лить лег­кие. Четы­ре толч­ка в грудь дву­мя кула­ка­ми, изо рта в рот, опять грудь. Ладо­ни боле­ли, да и кула­ка­ми полу­ча­лось луч­ше. Про­бо­ва­ла даже коле­ня­ми. «Какой же он холод­ный!» – нет, рука­ми все же удоб­нее. Вошла в ритм и пере­ста­ла заме­чать боль раз­би­тых коле­ней, изму­чен­ных рук, поте­ряв ощу­ще­ние вре­ме­ни. Если бы Гена не шевель­нул­ся, она дела­ла бы это как маши­на до утра или доль­ше. Или пока не упа­ла бы без сил. Она забы­ла про «ско­рую», про людей, про холод и нело­гич­ность ее дей­ствий. Гово­рят, что откры­тия часто дела­ют диле­тан­ты пото­му, что не зна­ют, воз­мож­но ли это, соглас­но обще­при­знан­ной нау­ке. Но мыс­ли в стра­хе от тако­го напо­ра тогда куда-то попря­та­лись и не меша­ли. Когда она накло­ни­лась к губам в оче­ред­ной раз, что-то внут­ри мужа бульк­ну­ло. Она быст­ро повы­тас­ки­ва­ла у него изо рта щеп­ки от дере­вяш­ки, когда про­со­вы­ва­ла ее, что­бы раз­жать зубы и ото­дви­нуть рас­пух­ший язык. Силы при­ба­ви­лось, и она с азар­том про­дол­жи­ла нача­тое искус­ствен­ное дыха­ние. В это вре­мя донес­ся сиг­нал маши­ны. Ах да, это же «ско­рая». Юль­ка повер­ну­ла пода­вав­ше­го при­зна­ки жиз­ни Гену набок, под­ло­жи­ла под голо­ву рубаш­ку и побе­жа­ла встре­чать машину.

Сто­рож помог встре­тить «ско­рую», и Юль­ка пове­ла вра­чей к дому. Их мол­ча встре­ти­ли собаки.

- Убе­ри­те собак, – раз­дра­жен­но ска­зал врач, – не хва­та­ло еще, что­бы нас покусали.
Соба­ки задом, задом, не пово­ра­чи­ва­ясь спи­ной к незна­ком­цам, ото­шли, слег­ка поры­ки­вая, подальше.
-«Стран­но соба­ки себя ведут» – поду­ма­ла Юлька.
Для людей в белых хала­тах все было понят­но в этой жиз­ни. Вско­ре выяс­ни­лось, что носил­ки не при­го­дят­ся. Пустые мож­но про­не­сти, а вот с боль­ным – уже точ­но нет. Но ребят­ки в бри­га­де «ско­рой» были креп­кие. Врач, води­тель и мед­сест­ра. Сюр­при­зы в отра­бо­тан­ную схе­му не вхо­ди­ли. Для них это была пер­вая неожи­дан­ность. И это раздражало.
– Ну, вот и кли­ент. Лежит на холод­ной зем­ле. Он что пьяный?
Да нет же, брон­хи­аль­ная аст­ма, я ведь сооб­ща­ла, – нача­ла было объ­яс­нять Юль­ка. Но никто ее слу­шать не собирался.
– Поче­му здесь нет све­та? – спро­сил врач.
– А у нас нака­нуне 8 Мар­та насту­пил конец све­та, – отве­ти­ла Юля грустно.
– Как же вас нахо­дят в этой тем­но­те? – уди­вил­ся мед­сест­ра участливо.
– Ну, вы же нашли. А вооб­ще – на ощупь, – пошу­ти­ла Юля.
Чело­ве­че­ские чув­ства еще не вер­ну­лись к ней. Она нахо­ди­лась во взве­шен­ном состо­я­нии и пыта­лась помочь, как могла.
– Как же вы живе­те? – опять спро­сил врач.
– «Зна­чит, жив все-таки» – про­мельк­ну­ло в голо­ве Юли. Вслух она ниче­го не ска­за­ла. Вопрос ско­рее рито­ри­че­ский. Сам ведь видит – как.

На обрат­ном пути «в себя», мон­стров уже не было вид­но. Эти мон­стры жда­ли его пря­мо у его тела. Они были в белых хала­тах, лох­ма­тые, злые и тем­ные. Меду­за Гор­го­на по срав­не­нию с ними, была про­сто Алё­нуш­кой. Он слил­ся со сво­им мок­рым и холод­ным телом, как буд­то ныр­нул в болото.
– « Ну, и ощу­ще­ния! Что назы­ва­ет­ся «с небес на зем­лю». Любая тюрь­ма раем пока­жет­ся по срав­не­нию с этим воз­вра­ще­ни­ем. Хоро­шо бы поте­рять созна­ние, все еще напол­нен­ное ярки­ми кар­ти­на­ми визи­та в янтар­ную ком­на­ту. Боль, тес­но­та, холод, мрак! И это все шква­лом нава­ли­лось. А ведь кто-то после кли­ни­че­ской смер­ти и в пока­ле­чен­ное тело воз­вра­ща­ет­ся. Ско­рее все­го таким несчаст­ным «воз­вра­щен­цам» мило­серд­но сти­ра­ют воспоминания».
Но Гена сам захо­тел запом­нить все. Мало того, что он сно­ва в сво­ей соб­ствен­ной тем­ни­це, в тюрь­ме это­го изму­чен­но­го тела, так еще какие-то мон­стры хва­та­ли его за руки и за ноги. Дви­гать­ся он еще не мог. Но защи­щать­ся как-то надо! Сила внут­ри него буд­то взо­рва­лась и рас­швы­ря­ла всех. Но настоль­ко точ­но, что не навре­ди­ла ни одно­му из них. Каж­дый был отбро­шен, но не ушиб­ся и ниче­го не сло­мал. Вто­рая попыт­ка меди­ков была такой же безуспешной.

Гена не мог видеть их лиц, не знал, кто это. Зре­ние он еще не осво­ил. Он не мог сфо­ку­си­ро­вать его после той воз­мож­но­сти видеть все вокруг одно­вре­мен­но. Теперь смот­реть нуж­но, как через щель амбра­зу­ры. Но он уви­дел внут­рен­ним зре­ни­ем, как кто-то с них осы­пал­ся и, виз­жа, упол­зал в щели меж­ду кам­ня­ми. Успо­ко­ил­ся он, когда узнал голос люби­мой Юль­ки. Раз она здесь, то нико­му не даст его оби­деть, даже ценой жиз­ни. Он видел свет в ее душе, в ее серд­це. Теперь его дом был там, где она. А его тело было тюрь­мой духа. И теперь оно было непо­слуш­ным и незна­ко­мым. Его слиш­ком дол­гое отсут­ствие в нем, в теле, пред­ве­ща­ло мно­го проблем.

Что­бы разо­брать­ся, что с боль­ным, его нуж­но вне­сти в дом. Свет от акку­му­ля­то­ра толь­ко там, в кухне, она же пока спаль­ня и гости­ная. – Лег­ко ска­зать. Води­тель и врач, заго­ро­див собой Гену, попы­та­лись под­нять боль­но­го. Неожи­дан­но один из них отле­тел к забо­ру и сполз по нему, а дру­гой с гро­хо­том застрял меж­ду «бур­жуй­кой» и руло­ном оцин­ков­ки. Их оглу­шил неожи­дан­ный гро­хот, и они не успе­ли ниче­го понять. Гена лежал непо­движ­но, но уже на спине. Ноги его были под нож­ка­ми «бур­жуй­ки» и про­из­ве­сти какие-либо дей­ствия не мог­ли. Да и какая для это­го нуж­на сили­ща! Юль­ка тоже ниче­го не поня­ла и закри­ча­ла: – «Что вы с ним дела­е­те?» При­шед­шие в себя муж­чи­ны гру­бо ее оттолк­нул со сло­ва­ми, что это он с ними что-то делает.

Решив, что про­сто пло­хо взя­лись и не рас­счи­та­ли уси­лия, вра­чи попро­бо­ва­ли еще раз. Сле­ду­ю­щая попыт­ка была не луч­ше, хоть и помо­га­ла мед­сест­ра. Юль­ка выгля­ды­ва­ла из-за пле­ча, под­пры­ги­вая, что­бы уви­деть, в чем дело. К ногам в целях без­опас­но­сти, не накло­ня­лась. Муж­чи­ны разо­зли­лись. Соба­ки зары­ча­ли. Юль­ка, пере­кри­ки­вая всех нача­ла уго­ва­ри­вать Гену пове­рить, что ему хотят помочь эти дяденьки.

- Навер­ное, допил­ся до чер­ти­ков, раз до кро­ва­ти дой­ти не смог. А еще «ско­рую» вызы­ва­ют, – вор­ча­ли спа­си­те­ли, выби­ра­ясь из зава­лов стройматериалов.
И не важ­но, что запа­ха спирт­но­го нет. Раз про­ис­хо­дя­щее необъ­яс­ни­мо, то и объ­яс­нять нече­го. Такая уж тут логика!
В этом Юля убе­ди­лась, когда помог­ла все же при­сло­нить к забо­ру ста­тую сво­е­го мужа.

Ноги у него не гну­лись и почти не дер­жа­ли. Руки тоже. Врач посве­тил фона­ри­ком в гла­за боль­но­му. Зрач­ки были на весь глаз.
– Ого, какие зрач­ки боль­шие! – уди­ви­лась Юля.

- Вам бы посве­тить в гла­за, тоже были бы не мень­ше, отве­тил раз­дра­жен­но врач. – Умни­ча­ют всякие.

Гену в дом при­шлось затас­ки­вать. Сам он идти не мог. А, про­сто при­сло­нив к забо­ру, про­бле­му не решить. Юль­ка пле­лась сле­дом, объ­яс­няя доро­гу, и лома­ла голо­ву над отве­том про­фес­си­о­на­ла. Ее опыт гово­рил, что от ярко­го све­та зра­чок дол­жен сужать­ся, а не наобо­рот. Может, в меди­цине все изме­ни­лось, пока они здесь на отши­бе живут.

Осве­ще­ние в доме не улуч­ши­ло состо­я­ние боль­но­го. Сде­лав необ­хо­ди­мые про­це­ду­ры, реши­ли вез­ти в боль­ни­цу. Что дела­ла мед­сест­ра, Юля не виде­ла. Она радост­но соби­ра­ла чистые вещи для мужа, тапоч­ки для него, уже не белые.

В при­ем­ном отде­ле­нии боль­но­го при­ни­ма­ли в рабо­чем поряд­ке. Пока запол­ня­ли исто­рию болез­ни со слов жены боль­но­го, Гену нача­ло тря­сти. Коляс­ка, в кото­рую его поса­ди­ли, (аст­ма­ти­ков нель­зя укла­ды­вать гори­зон­таль­но) зве­не­ла и тарах­те­ла от дро­жи. Это меша­ло вра­чу. Юль­ка отры­ва­лась от дол­гой про­це­ду­ры запол­не­ния доку­мен­тов, бежа­ла в дру­гой конец боль­шо­го, холод­но­го каби­не­та при­ем­ни­ка и пыта­лась помочь Гене: что-то на него наки­нуть, выте­реть, успо­ко­ить. Это тоже раз­дра­жа­ло вра­ча. Вдо­ба­вок выяс­ни­лось, что нет стра­хо­во­го поли­са, вер­нее он про­сро­чен, и боль­но­го не могут при­нять. Юль­ка изви­ня­лась, обе­ща­ла сроч­но вос­ста­но­вить и при­не­сти в отде­ле­ние. Это тоже раз­дра­жа­ло вра­ча. Но, види­мо, не очень – тор­мо­зи­ло сон­ное состо­я­ние и изви­не­ния Юли.

Поме­ри­ли тем­пе­ра­ту­ру. Врач запи­са­ла. Прав­да запи­са­ла что-то рань­ше, чем мед­сест­ра дала боль­но­му тер­мо­метр. Эта несо­гла­со­ван­ность Юль­ку уже не удив­ля­ла. Это пустяк по срав­не­нию с тем, что сде­ла­ли с ее пер­вым сыном в дале­ком укра­ин­ском городке.

Послу­ша­ли дыха­ние, реши­ли сде­лать кар­дио­грам­му. Резуль­тат раз­бу­дил вра­ча окон­ча­тель­но. Врач уда­ли­лась очень быст­ро. И очень быст­ро при­шел врач – реани­ма­то­лог. Врач при­ем­ни­ка под­бе­жа­ла, запы­хав­шись, уже, когда Гену вез­ли в реани­ма­цию. Юль­ка при­выч­но «рули­ла» коляс­кой вме­сте с мед­сест­рой. Этим ребя­там из отде­ле­ния реани­ма­ции она вери­ла и мог­ла спо­кой­но идти домой спать. К неожи­дан­но­стям там гото­вы и это­го боль­но­го хоро­шо зна­ют. А может, уди­ви­ла кар­дио­грам­ма? Но люди-то все же при­шли ей на помощь! Раз­ные люди: сон­ные и ворч­ли­вые, гру­бые, энер­гич­ные, но насто­я­щие. Обыч­ные. И они оста­ви­ли ее и Гену не по сво­ей при­хо­ти одних там, дома, так надол­го. Зачем-то это было нуж­но. Суще­му вид­нее. И уже тогда Юля пони­ма­ла, что про­изо­шло чудо. Но гово­рить об этом она не реши­лась бы тогда нико­му. Это все рав­но, что обра­щать­ся по име­ни к малень­ко­му ручей­ку или при­зна­вать­ся в люб­ви звез­дам. Об этом зна­ло ее серд­це и те, кто чита­ет в наших серд­цах. Начи­нал­ся новый день и новая жизнь ее мужа.

Поспать у Юли не полу­чи­лось. Собы­тия про­шед­шей ночи изме­ни­ли ее, их дом и все про­стран­ство вокруг. Может это бес­сон­ная ночь виной? Но она же не пер­вая. Прав­да таких собы­тий не вме­ща­ет даже неде­ля, а у мно­гих и годы жиз­ни. Поте­ря­ли остро­ту пере­жи­ва­ния об уро­жае. Кост­ры сожгли связь с юно­стью, роман­ти­кой. Сде­лав свое дело, они потух­ли. Дети гости­ли у бабуш­ки, и их это не каса­лось. Теперь вся жизнь Юли скон­цен­три­ро­ва­лась вокруг мужа, его жизни.

В пала­те реани­ма­ции она уви­де­ла розо­во­ще­ко­го, улы­ба­ю­ще­го­ся юно­шу. «И это мой муж? – уди­ви­лась Юля. – Про­шло все­го несколь­ко часов, а он так изменился».

Она каж­дый раз удив­ля­лась, как эти ребя­та в реани­ма­ции «при­хо­ра­ши­ва­ли» ее мужа. Во вре­мя при­сту­пов Гена ста­но­вил­ся серо­ва­то-зеле­ным, раз­дра­жи­тель­ным. Согнув­шись попо­лам, что-то корот­ко коман­до­вал хрип­лым зву­ком. Не голо­сом, а имен­но зву­ком. Юль­ка все­гда боя­лась: дове­зет или не успе­ет. Отка­ча­ют или не смо­гут. Но каж­дый раз наут­ро ее встре­чал румя­ный бала­гур. Весе­ло кокет­ни­чая, шутил с мед­сест­ра­ми. И уже к кон­цу дня бод­ро шагал в тера­пев­ти­че­ское отде­ле­ние с забав­ной тру­боч­кой-кате­те­ром воз­ле ключицы.

Но вче­ра он не был раз­дра­жи­тель­ным. А может этот этап при­сту­па Юль­ка про­пу­сти­ла в суе­те? Он тихо и хрип­ло уми­рал. Вче­ра он дал ей ощу­тить пусто­ту и оди­но­че­ство. Даже ска­зать, что был страх – нель­зя. А если это был страх, то кон­цен­тра­ция его была пре­дель­ная. Но дли­лась недол­го. А потом безыс­ход­ность роди­ла покой. И страх смер­ти род­но­го чело­ве­ка пере­стал пугать. Как дав­но не пугал ее страх соб­ствен­ной смер­ти, кото­рую она не раз впус­ка­ла в свою жизнь. Юлю спа­са­ли, но отго­лос­ки это­го и послед­ствия жили в ней все­гда. А теперь на нее смот­рел и улы­бал­ся люби­мый чело­век в новом исполнении.

Мед­сест­ра очень тро­га­тель­но и мно­го­зна­чи­тель­но отда­ла вещи Ген­ки, завер­ну­тые в сте­риль­ную сал­фет­ку. «Навер­но где-то пости­ра­ли его тру­сиш­ки. Так они заме­ча­тель­но пах­нут кон­ди­ци­о­не­ром для белья, – поду­ма­ла Юля. Инте­рес­но, что было в этот раз, если мед­сест­ра обра­ща­ет­ся с ним, как с люби­мым сыном? Сама ведь совсем девоч­ка». Юль­ке дав­но были незна­ко­мы чув­ства рев­но­сти, зависти.

Вра­чи в кори­до­ре удив­лен­но на нее посмат­ри­ва­ли, но ниче­го не гово­ри­ли. А она ниче­го и не спра­ши­ва­ла. Глав­ное – он жив. И к нему пускают.

Зна­ко­мый врач под­ры­вать авто­ри­тет меди­ци­ны не захо­тел, так что совсем немно­го рас­ска­зал Юле о состо­я­нии Гены. Он ска­зал, что серд­це у него рабо­та­ло с боль­ши­ми оста­нов­ка­ми, пото­му и при­ня­ли сра­зу в реаним­цию. Врач при­ем­ни­ка реши­ла про­кон­суль­ти­ро­вать­ся у них и назва­ла фами­лию. Частый гость реани­ма­ции, Гена, нико­гда не давал рань­ше таких пока­за­те­лей, и за ним про­сто прибежали.

Глав­врач тера­пии при­шла на сле­ду­ю­щий день в отде­ле­ние реани­ма­ции посмот­реть на это­го боль­но­го. Ана­лиз кро­ви в при­ем­ном отде­ле­нии бра­ли несколь­ко раз. Неваж­но насколь­ко труд­но было взять кровь, важ­но, что кровь по соста­ву была как у тру­па. Кар­дио­грам­ма и все осталь­ные иссле­до­ва­ния пока­за­ли, что серд­це не рабо­та­ло боль­ше допу­сти­мо­го пре­де­ла. Вра­чи здесь при­вык­ли к стран­но­стям. Заве­ду­ю­щий отде­ле­ни­ем реани­ма­ции говорил:
– «Если для спа­се­ния жиз­ни боль­но­го нуж­на баб­ка-лекар­ка или свя­щен­ник – зовите».

Сей­час объ­яс­не­ний тоже не нахо­ди­лось. Когда Юля бесе­до­ва­ла с вра­чом, ана­ли­зы были как у полу­го­до­ва­ло­го ребен­ка. Все орга­ны стре­ми­тель­но вос­ста­нав­ли­ва­лись. Он уже мог раз­го­ва­ри­вать. Но каж­дый факт шел враз­рез с обще­при­ня­ты­ми нор­ма­ми, и врач ста­рал­ся сгла­дить его, умол­чать. Пытал­ся спря­тать удив­ле­ние под мас­кой обы­ден­но­сти. Да и ана­ли­зи­ро­вать – не его рабо­та. Паци­ент жив и это глав­ное. А зав­тра его мож­но пере­ве­сти в отделение.

Юль­ка радост­но побе­жа­ла к пациенту.

Гена тща­тель­но, с види­мым уси­ли­ем, под­би­рал сло­ва. Пер­вое, что он попро­сил – поре­же при­во­зить к нему Мару­сю. Юль­ке труд­но было пове­рить, что эта жен­щи­на, пра­виль­но вос­пи­ты­ва­ю­щая детей и мужа, добив­ша­я­ся в жиз­ни того, что хоте­ла, мог­ла поме­шать. Она так ста­ра­лась помочь, ста­ра­лась быть полез­ной! Ее раз­дра­же­ние все­гда были глу­бо­ко и тща­тель­но спря­та­но, как поло­же­но в поря­доч­ном обще­стве, но сей­час Гена видел это, и оно, это каче­ство души­ло его как тяже­лой, гряз­ной подуш­кой. У это­го чув­ства пре­вос­ход­ства, гор­ды­ни был ужас­ный запах. И ей знать это совсем ни к чему. Ген­ке еще нуж­но вре­мя, что­бы при­вык­нуть, что­бы научить­ся сно­ва жить. Нуж­но вос­ста­но­вить повре­жден­ные орга­ны, если это воз­мож­но. Во вся­ком слу­чае, в серд­це пучок Гиса вос­ста­но­вить вряд ли полу­чит­ся. А ноги… научить­ся ходить – не такая боль­шая про­бле­ма, толь­ко мерз­нуть будут силь­но из-за того, что сосу­ды кро­вью дол­го не снабжались.

Пучок Гиса дей­стви­тель­но не вос­ста­но­вил­ся. Может быть поэто­му послед­няя смерть Гены была такой вне­зап­ной и окон­ча­тель­ной. И даже если бы я была рядом вряд ли смог­ла бы изме­нить что-то. Он итак про­жил после это­го 12 лет. Хуже все­го – это винить себя. За напрас­но ска­зан­ные обид­ные сло­ва винят себя мно­гие, но не я. Я все вре­мя жила рядом со смер­тью и зна­ла, что любое сло­во может стать послед­ним. И если нуж­но ска­зать горь­кую прав­ду, то это взве­ше­но десят­ки раз.

Не хочет­ся поче­му-то сей­час писать о вос­ста­но­ви­тель­ном пери­о­де. Стран­ным он был, этот пери­од. Вра­чи уста­но­ви­ли по сво­им мето­дам иссле­до­ва­ния, что серд­це не рабо­та­ло око­ло 22 минут, но если учесть вре­мя, про­ве­ден­ное на холод­ной зем­ле, раз­де­тым по пояс, то… Я вре­мя не счи­та­ла тогда, для меня его не существовало.

В общем чудес­ных вос­кре­се­ний сей­час вели­кое мно­же­ство, а объ­яс­не­ний так и не набра­лось на неоспо­ри­мую ста­ти­сти­ку таких чудес. Из того, что я узна­ла вер­нув­ши­е­ся после кли­ни­че­ской смер­ти в обы­ден­ность меня­ют свое миро­воз­зре­ние навсе­гда и если полу­ча­ют сверх­спо­соб­но­сти, то теря­ют их почти все­гда. Гена не поте­рял, взгля­ды на жизнь не поме­нял, он про­сто стал сво­е­го рода сотруд­ни­ком Небес, отправ­ля­ясь на вызо­вы в любое вре­мя: и средь бела дня и уж тем более ночью. То, что он видел в янтар­ной ком­на­те отча­сти забы­лось, но ситу­а­ции в повсе­днев­ной жиз­ни настоль­ко близ­ко каса­лись тех собы­тий, что мы оба вспо­ми­на­ли свои про­шлые жиз­ни. Види­мо это было нуж­но нам, необ­хо­ди­мо для пони­ма­ния самих себя, ситу­а­ций в жиз­ни. Празд­ное любо­пыт­ство вооб­ще наказуемо.

Про­дол­же­ние следует…