За годы работы с расстановочными фигурками в «Центре патологии речи и нейрореабилитации» я осознала всю неоценимость этого инструмента для терапевта в работе с клиентами. А что делать с пациентами, имеющими очень грубый речевой дефект, когда в распаде не только понимание обращенной речи собеседника и сама речь пациента, но также и письмо, и чтение? Когда нет никаких способов установить контакт с клиентом. Тогда на помощь приходят фигурки. Коллеги шутили: «Надо вызывать Ольгу Викторовну как «скорую помощь» с её фигурками, чтобы хоть как-то установить контакт с пациентом».
И открываются удивительные феномены. Когда я только высыпаю перед ними фигурки, эти пациенты как будто просыпаются и выходят из «забытья». В полном молчании, в полной концентрации внимания, без оглашения каких-либо инструкций с моей стороны, они сами начинают двигать фигурки, при этом выбирая определенное количество фигурок и расставляя их (как правило, одной здоровой рукой) в соответствии со своим внутренним образом. Я молча нахожусь в стороне, никак не вмешиваясь и только наблюдая. Пациент полностью захвачен и ведом движением своей Души.
Иногда это длится 20–30 минут. Я могу наблюдать эмоции, которые выражает пациент. Иногда это слезы, и тогда мы заканчиваем на этом. И это хорошее решение на данный момент, когда пациент соединяется с чем-то внутри себя, что поднимается и хочет быть проявленным. Иногда это смех и игривость, которые неожиданно проявляются.
Бывает так, что игривость или смех похож на что-то «безумное», странное, что захватывает пациента. Но через некоторое время пациент, соединившись и этим, приходит в сбалансированное, ровное психо-эмоциональное состояние. И это тоже хороший результат.
Вернёмся к пациентам со средней или средне-легкой степенью речевых нарушений. Как только запрос снят и симптомная расстановка началась, часто открывается лояльность к матери, и большинство пациентов настолько любящие дети своих мам, что с радостью имеют этот симптом и готовы нести его и дальше. После того, как удается показать клиенту его бессознательную детскую любовь к матери (со всем уважением к прошлому, каким бы оно ни было), находится новый образ-решение, более конструктивный на данный момент для пациента. И глубокий выдох и улыбка клиента говорит о том, что работа завершена.
Такую работу с пациентом я часто не делаю. Следующая встреча назначается через неделю (курс лечения в клинике 45 суток), и в индивидуальной беседе проясняется, какие изменения пациент отметил уже сейчас, что происходит в его психоэмоциональном состоянии – лучше, хуже или никак. А в это время смежные специалисты (логопеды, неврологи и др.) отмечают положительную динамику реабилитационного процесса. Если я тоже отмечаю улучшения, то следующую расстановку мы делаем через некоторое время по другому запросу (не по симптому), который часто открывается после первого.
Иногда после прояснения запроса выясняется, что это будет не симптомная расстановка, а расстановка частей симптома.
Пример: пациент Р., 56 лет, инсульт, грубые нарушения речи и голоса (говорит шепотом, еле-еле слышно), слюнотечение. На мой вопрос: «Что для Вас было бы хорошим решением?», – отвечает: «Речь… плохая…».
Спрашиваю: «А чтобы речь случалась, что необходимо для Вас?». Отвечает: «Слова, голос, намерение говорить и контакт глазами».
Когда были определены клиентом эти четыре важные для него составляющие речи, мы приступили к расстановке. Я попросила пациента выбрать четыре фигурки (что он с радостью и сделал), и на листочках написала эти четыре части речи. Листочки перевернули так, что клиент не выдел, что на них написано, на них поставили фигурки, и пятую фигурку мы назвали самим пациентом.
Целью расстановки было сбалансировать все эти части внутри пациента. И когда решение было найдено, мы открыли листочки, что внесло ясность в понимание пациентом себя и своего симптома. Важная часть, обладающая большим ресурсом, оказалась – «контакт глазами». И пациент признал это как факт. Он сказал, что ему и прежде было не просто смотреть людям в глаза, а после инсульта, когда речь нарушилась, он и совсем перестал устанавливать с кем бы то ни было зрительный контакт. Через два дня этот пациент самостоятельно пришел на психологическую группу и остался до конца.
Еще несколько примеров из практики.
Пациент С., 29 лет, черепно-мозговая травма, легкий правосторонний гемипарез (нарушение двигательных функций руки и ноги), полный распад собственной речи, при этом обращенную речь понимает в полном объеме.
История жизни пациента: четвертый ребенок в семье, жил в деревне с родителями, родители-алкоголики, отец бил мать на глазах у детей. Когда ему было 7 лет, первый раз вытащил мать из петли (попытка суицида). За год до черепно-мозговой травмы отец умер, а у матери была повторная попытка суицида.
Пациент контактен, разрешение на расстановку дал. Когда началась работа, то все указывало на то, что клиент не смотрит на мать. Я поставила фигурку матери, что вызвало вспышку агрессии у пациента, он смахнул все фигурки, и жестами и эмоциями попросил больше никогда не говорить о матери.
Я осмелилась сказать, что тогда ты должен понимать, что мы все можем быть неуспешны в твоей реабилитации. Больше к этой теме в течение курса мы не прикасались. Пациент выписался с улучшениями в речевом статусе (хотя результат мог бы быть лучше).
Через год этот пациент опять поступил к нам, и мы отмечали положительную речевую динамику. Пациент С. сам попросил меня с ним поработать и на мое замечание: «Твоя речь стала значительно лучше», пациент С. ответил: «Мама, умерла».
Однажды Берт Хеллингер сказал: «Дети становятся свободными, когда умирают родители». Похоже, это был тот самый случай и я, как расстановщик, могла это видеть. Пациент С. дал разрешение на расстановочную работу с ним, это был конструктивный контакт по следующим запросам. Пациент С. выписался с практическим восстановлением речевых и двигательных функций, вернулся в семью (жена и двое детей) и на работу.
Хотелось бы поделиться еще одним аспектом моей работы – это работа с заикающимися (отделение логоневроза). Это молодые люди от 14 лет и старше, которые приходят к нам на курс 45 дней, занимаются в групповом режиме, имеют разную степень заикания от легкой до очень грубой степени выраженности речевого дефекта. С этими пациентами у меня есть возможность делать расстановку в группе. Нужно отметить необычайную чувствительность молодых ребят к динамикам Души. Они охотно учувствуют в расстановках, и искренне и открыто проявляют все, что хочет быть проявленным. При этом я так же могу отметить, что степень их доверия к Жизни значительно выше, чем у взрослых пациентов.
Открывается глубокая лояльность к своим матерям, чаще к матерям, хотя и к отцам тоже.
Примеры: Пациент В., 24 года, учится в духовной семинарии, хочет стать священником-оратором; средне-грубая степень заикания.
История жизни пациента: третий ребенок в семье; отец и старшие братья тоже заикаются, но у пациента В. самая тяжелая степень заикания, чем у них всех. От индивидуальной расстановки отказался по религиозным убеждениям. При выписке имел незначительные улучшения.
Пациент Д., 18 лет, закончил школу, имеет органическое поражение головного мозга, задержка речевого развития с детства, самая грубая степень заикания (практически ни одного слова сказать не может). В Москву на курс нейрореабилитации приехал с мамой из г. Вологды.
История жизни пациента Д.: мама в разводе с отцом, отец в жизни ребенка не принимал участия, единственный ребенок, живет с мамой, тетей и бабушкой. Пациент Д. легко вступает в контакт со специалистом, дает разрешение на расстановку.
Запрос: «На что указывает симптом заикание или что стоит за заиканием?». Первое, что открылось в расстановке, что пациент Д. не единственный ребенок своей матери. Это была тайна. И пациент Д. был растерян, потому то не знал, что делать со своей злостью.
Я пояснила ему, что ребенок имеет право знать свое место в родительской системе, поэтому сейчас злость, которую он испытывает, уместна. На следующий день ко мне приходит мама этого юноши с претензией: «Что Вы сделали с моим милым мальчиком? Он вчера агрессировал на меня.».
Я спросила маму: «Д. не единственный Ваш ребенок? Да?». Мама сначала еще пыталась отрицать, защищаться, спросив: «Вы откуда знаете?», а потом отдалась чувствам (она плакала).
Я начала работать и с мамой тоже. И маме удалось соединиться с болью потери трех предыдущих детей, и это освободило на уровне Души и пациента Д. В следующие дни мама с сыном выглядели эмоционально «более живыми» и открытыми. С юношей мы сделали еще несколько расстановок, и выяснилось, что он лоялен к дедушке, который воевал на войне, и было много умерших (братские могилы). Когда пациент Д. с этим фактом соединился, в его душе стало мирно. Уехали мама и Д. в свой город с глубокой благодарностью в сердце.
Хочу отметить такой момент, который я заметила в работе с пациентами, имеющими речевые нарушения: чем большую давность имеет причина или факт, тем степень выраженности речевого дефекта грубее. Т.е., если человек, с которым связан носитель симптома, является дедушкой, т.е. третье поколение назад, то степень дефекта грубее; чем ближе – например мама – тем степень легче.
Берт Хеллингер отмечал, что симптом что-то уравновешивает в системе. В первую очередь, к болезням приводит непринятие родителей, упреки или обвинения в их адрес. Принятие родителей удается, когда мы с ними встречаемся по ту сторону добра и зла, на уровне любви духа.
Оказалось, что речевые нарушения обусловлены семейной историей; за всеми речевыми нарушениями стоит нерешенный семейный конфликт: кто-то не имел права находиться в семье и не имел голоса, потому что его существование скрывалось или потому что от него отказались; или двое членов семьи находились в непримиримом противостоянии, к примеру, преступник и жертва.
Это приводит к тому, что кто-то из потомков замещает одновременно их обоих и потому они не могут высказаться в нем поодиночке. Поэтому они начинают заикаться. Так, обнаружилось, что заикание имеет ту же подоплеку, что и шизофрения; в то время как при шизофрении нерешенный конфликт проявляется в спутанности сознания, у заики он проявляется в речи.
Другие причины заикания:
- заикание из страха перед человеком: часто мы видим, что заика, прежде чем начать говорить, смотрит в сторону. Это значит, что он смотрит на какой-то внутренний образ, или точнее, человека, перед которым он испытывает страх и перед которым начинает заикаться. Решение: в расстановке заика имеет возможность встретиться с этим человеком и проявить к нему уважение.
- заикание в связи с запретом на раскрытие тайны: тайна, которая стремиться выйти на свет, но внушает семье страх. Пр.: ребенок, чьё существование скрывается. У детей речевые нарушения часто возникают потому, что их родители хотят или вынуждены что-то скрывать. Только когда родители начинают говорить об этом открыто, у детей появляется возможность оставить свое речевое нарушение в прошлом.
- безумие: у имеющих речевые нарушения часто бывает что-то безумное (пр.: непроизвольный истерический смех). Сумасшествие – это что-то, что не в состоянии примириться, преступник и жертва. У человека возникает заикание, потому что в нем одновременно стремятся высказаться два антагониста. Один хочет что-то сказать, но не имеет на это право, и другой.
Решение: предпосылкой здесь является то, что в психологе происходит аналогичный процесс. Психолог тоже должен соединить в своей душе тех, кто противостоит друг другу.
Путь к выздоровлению часто проходит через тяжелые переживания, и подразумевает принятие самых разных областей человеческого опыта, в том числе и тяжелых.
Мы заболеваем, если отступаем от любви Духа. Мы остаемся здоровыми или выздоравливаем, если живем в гармонии с любовью Духа или если мы снова к ней возвращаемся, в какой-то момент ее утратив.