Диана Орлан
Регрессантка исследует тему отношений с конкретным человеком из сегодняшней жизни и погружается в прошлую жизнь монаха во Франции. В ходе регрессии всплывает ещё один запрос регрессантки – тема молчания, сдержанное проявление себя в сегодняшней жизни. Монах Карл, обладающий необычным для Франции именем, вызывает насмешки, но прекрасно владеет латинским языком и различными наречиями французского, служит переводчиком и писарем, начитан и хорошо образован. Однажды волею случая он подслушал разговор, за который был убран как ненужный свидетель казнью через повешенье. Год повешения называется как 1500, местность – Прованс.
Часть 1. Молчание монаха
- Да, дыши, дыши. Что там за кашель? Горло?
- (откашливается) Да. Я на висельнице вишу. Я монах и на мне такая коричневая ряса с капюшоном, у меня босые ноги и открытые руки. Под ногтями так грязно, потому что я месяц был в тюрьме.
- Ты был в тюрьме.
- Да, на сене. То в келье я в монастыре, то в тюрьме, там всё грязно, сыро. И вот теперь я повешенный, в капюшоне, верёвка такая белая.
- Посмотри со стороны, пожалуйста. Что там?
- У меня крест такой деревянный.
- На груди показываешь. Деревянный крест. А на чём он висит? Он же подвешен?
- Бусины да, такие (показывает), тоже деревянные. Очень простые бусины, может саморучно вырезаны.
- Можно я тебя попрошу ещё в большем масштабе посмотреть. Висит тело, что вокруг?
- Это помост. Небольшая площадь. Люди, да, собрались. Ну это такое обычное дело. Вешают по нескольку раз на день. Улочки такие расходятся от этой площади. Здесь этот палач или висельник, спокойный, тоже он в капюшоне, только в белом, с голым пузом. А там, под лестницей, вот этот настоятель монастыря, тоже толстый,
- Как ты думаешь, зачем он там, на площади?
- Это его рук дело, что я вишу теперь, и он доводит дело до конца, удостоверившись своими глазами, что со мной покончено.
- Можешь посмотреть в глаза этому человеку, прямо сейчас? Какое его состояние?
- Такое слащаво-злорадно-довольное. У него такие прозрачные голубые глаза противные, и он всё время потеет. Он такой потный.
- Он ещё и полный?
- Да, он полный, вечно пот течёт по лицу.
- Примерно возраст? Больше сорока?
- Если мне сорок семь, может я чуть-чуть его старше, ему может сорок, он обрюзглый, тяжело дышит.
- А внешность, голубые глаза, это европейская внешность?
- Да, это Франция.
- Хорошо. Давай про тебя. Ты можешь переместиться назад во времени? Я посчитаю до трёх, пойди, пожалуйста, в самый расцвет своей жизни, до печальных событий. Каким ты был раньше? Раз, два, три. Как ты живёшь, чем ты живёшь?
- Я монах, я живу в этом монастыре. И так как нас очень-очень много, у нас очень маленькие кельи, я почти не ни с кем не общаюсь. Я стараюсь быть таким невидимым среди братьев, людей. И мне нравится то, чем я занимаюсь. Я в библиотеке монастырской, и там такие книги толстые, старинные. Они на латыни, корешки красивые. Иногда я их читаю, а иногда я такие свитки переписываю. С латыни может быть на французский.
- Ты переписчик.
- Я да, писарь.
- Писарь. А можно я тебя попрошу, перенесись на мгновение туда, где ты что-то пишешь. Вдох – а на выдохе иди в самую суть этой работы, и расскажи чуть подробнее, чем ты пишешь, на чём ты пишешь.
- Да, я в этой мини-библиотеке. С левой стороны деревянные коричневые стеллажи. И там книжки в одну стену, в ширину этой стены, очень большой, до потолка. Там они стоят. А с правой стороны окно монастырское, оттуда свет падает, и там видно двор монастырский. А здесь у меня стол такой, как парта старая, здесь у меня перо, я в правой руке держу.
- Ты его обмакиваешь? Показываешь рукой. Куда?
- Да, тут чернильница, из коричневой такой бумаги жёсткой, и если я один разворачиваю, там не моим почерком, какой-то старинный на латыни, красивые…
- Ты знаешь латынь, владеешь латынью?
- Да.
- А кто тебя учил? Давай сделаем шаг назад, мы потом вернёмся к чернильнице. Раз, два, три. Иди туда, где тебя учили чему-то. Сколько тебе лет, где ты.
- Мне 17, и меня только отдали в монастырь.
- 17, ты юноша. А до этого чем ты занимался, до 17?
- В какой-то бедной семье жил, хозяйством занимался, мама, что ли, меня пристроила.
- Хорошо. Посмотри свои первые дни в монастыре. Как тебе всё это, всё по-новому?
- Я юный-юный, и у меня есть наставник, взрослый монах. Он, видимо, самый учёный здесь. И как-то он взял меня под своё покровительство. Я такой, очень скромный, зажатый какой-то, то ли немного пугливый, стеснительный совсем, как дикий какой-то. А он как будто распознал что-то во мне и стал мне покровительствовать. И вот он стал меня водить в эту библиотеку, и за этой же самой партой он учил меня латыни. Наверное, я к этому времени ещё был неграмотный.
- А скажи, пожалуйста, что в чернильнице, какая жидкость?
- Она чёрная.
- Жидкая или не очень? Густоватая, вязкая?
- Больше густоватая, чем совсем жидкая. И эту жидкость, эти чернила мы готовили тоже здесь. Настоятель ведёт меня в подвал монастыря, и там что-то типа лаборатории или что-то, что готовят для нужд монастыря. Там варят свечи из воска. И из угля, что ли, как-то толкут этот уголь, чтобы делать эти чернила.
- А кто этим занимается?
- Там другие монахи. Кто-то свечи, а кто-то готовит чернила для вас.
- У вас только мужчины?
- Да, только мужчины.
- Разных возрастов?
- Да, у нас очень строго, одни мужчины.
- У меня ещё вопрос про латынь. Сейчас нырни, пожалуйста, в его обучение. Он ещё молод, ему 17 или немножко больше. Что самое сложное в латинском языке, как ему даётся этот язык?
- Как будто самое сложное— это писать. Потому что мне хочется чётко копировать буквы в той форме, как они были. Смыслы мне как-то даются легко.
- А ты сам на каком языке говоришь?
- Я только учусь. Я на французском.
- Ты сегодняшняя знаешь французский?
- Нет.
- Расскажи про французский язык для этого монаха тогда. Что про французский язык скажешь, какой он?
- Обычный, так естественно я говорю, мама, все так говорили.
- Все так говорили. То есть ты с детства на нём общаешься?
- А если послушать речь, которую ты выдаёшь монаху, попробуй, вдох – и на выдохе опиши свой голос.
- Я так губки складываю, чтобы произносить французские звуки и в горле как-то вибрируют звуки. Для французского требуется артикуляция, нужно будет очень губами говорить и горлом.
- А голос какой у этого юноши, высокий, низкий, уверенно говорит или он робкий?
- Да, он робкий, и учитель его как будто приглашает смелее артикулировать, звучать, открывать голос. Но это как будто интимное действо, как будто я параллельно слышу латынь, а она звучит иначе, чем французский. Латынь жёстче и прямолинейнее, не такая, как французская речь. Французская объемная, лёгкая.
- Ты рукой показываешь, как будто мелодию рисуешь.
- Как будто в горле она звучит. А латынь вот так режет, как будто пластом проходит. Плоская как плита. Тоже красиво по-своему.
- Ещё чуть-чуть про голос, поскольку это твой запрос. Ты говоришь, что нужно артикулировать. Что ещё нужно делать, чтобы раскрывать голос?
- Нужно слушать, распознавать эти звуки. частоты. То, как я звучу, могу звучать…отсюда. Я могу как бы ухом распознавать частоту звука.
- Слушать себя?
- Слушая себя, я как будто…это как видение у меня открывается. Я как будто звук начинаю видеть, как современная…частота.
- Ты показываешь как музыкальную мелодию.
- Да, или диапазон звука. Французский звучит в высоком диапазоне, а латынь здесь вот.
- Давай попросим сейчас твоего учителя преподать тебе урок, так, чтобы ты сегодняшняя, прямо с эти юношей училась. Окунайся в этот опыт. Раскрывай то, что можно раскрыть в тебе сегодняшней. Бери весь урок, который можно взять. Наблюдая факты про того юношу. И тело почувствуй, пожалуйста, что происходит. (фраза, предположительно на латыни).
- Хорошо. Тебе раскрывают голос и сейчас это упражнение.
- Я вообще в каком-то портале нахожусь. Вокруг меня эти частоты. Звуки, символы, буквы ‑они все здесь, в сфере. Я за партой сижу перед окном.
- Слева показываешь.
- Да. Я за партой, учитель там, слева. И вот я не знаю, как они мне, мысленно, что ли, передаёт. И вокруг меня (показывает вокруг голову) как будто эти буквы, звуки и частоты. Летают в воздухе, такая космическая картинка.
- Cantante.
- Хорошо, возьми из этого самую суть, и пойдём дальше.
- Как будто моя рука сама пишет. Я не знаю, кто ей водит. И дирижирует вот этими звуками или вот этими буквами, летающими в пространстве. Они такие огненно-золотые. Коричнево-огненно-золотые. Такие красивые.
- Хорошо. Чему ещё он тебя учит, кроме языков?
- Он мне это видение показал. Это было сакрально, как инициация, и он говорит, ты же понимаешь, что никто этого не видит и ты не сможешь этого никому рассказать.
- Почему?
- Потому что сознание людей такое древнее, такое примитивное, что видеть вот так вот в пространстве они не могут. Они тебя сочтут за сумасшедшего, и поэтому это знание уходит глубоко внутрь меня, я о нём буду всегда помнить и знать. И молчать о нём.
- Опять про молчать речь.
- Да, теперь хранить уже сокровенное знание, потому что нельзя невеждам его показывать или разбрасывать.
- А о чём это знание?
- Это про мироустройство, про Вселенные. Про какие-то высокие частоты или измерения. Мировосприятие. Что жизнь не только здесь, в монастыре. Она везде. Много-много измерений, знаний, пониманий. Из такой внутренней концентрации или сонастройки можно открыться и увидеть и другие миры. Оно всё в принципе есть в эфире и можно вот так считывать и собирать эти огненные буквы во фразы. И эта фраза, которую я слышу, она здесь, в воздухе, у меня перед глазами написана. А потом раз – и они опять разлетаются, а потом, как калейдоскоп. Они могут разлетаться, а потом раз – и собираться в какие-то слова.
- Если ты сегодняшняя готова впитать в себя что-то важное, сакральное, вбирай в себя столько, сколько тебе сейчас нужно и по силам. Нормально себя чувствуешь?
- Да.
- Хорошо.
- Ещё какие-то идут латинские фразы, я пытаюсь к ним прислушаться.
- Если что-то есть важное, скажи.
- (долго шевелит губами). Я не могу чётко услышать. Tantas glorias modutas…примерно так, они собираются из воздуха. Что-то подгружается, но я не могу так быстро.
- Столько сколько нужно, впитывай. Продолжай. Ты помнишь про баланс молчания и говорения, это твой сегодняшний урок?
- Да, как будто я дал тому учителю обет, что я буду хранить это знание внутри себя. Я им буду пользоваться, я могу пользоваться, оно мне будет помогать в расшифровку древних писаний, латинских книг. И действительно, моё дальнейшее обучение очень быстро двигалось, как-то раз-раз, и я…этот учитель был со мной недолго, он умер потом. 4 года. И дальше я как будто сам учился, с теми знаниями, инструментами, из эфира (показывает круг в пространстве перед собой). В высоких частотах эти навыки я получал, и просто сонастраивался с определённой частотой и тексты переводились и читались. А, я ещё был переводчиком.
- Окунись туда, что ты переводишь?
- Меня приглашали. Настоятельно этого монастыря, и у него там ещё пять или шесть помощников было…и нужно было на переговоры в соседние…поместья, как это называется, провинции. Там языки были немножко со своими наречиями, вроде тоже французский, но погрубее чем тот, которым я владел. И иногда они меня брали чтобы переводить. Закупали он какие-то товары для монастыря и мне нужно было переводить. Я знал несколько наречий.
Часть 2. Казнь
- Давай мы переместимся немножко вперёд, чтобы узнать, что же такое происходит, что приведёт тебя на виселицу. Перемещайся в ключевое событие его жизни, которое дальше приводит к тюрьме и к виселице. Раз, два, три. Смотри со стороны, диссоциируйся, пожалуйста. Просто факты, что было.
- Это был летний день. Был такой прекрасный летний день, и я гулял и размышлял в монастырском парке. У нас был шикарный монастырский парк, братья-монахи ухаживали за этим парком, и там были такие живые заборы из кустарника, подстриженный он.
- А что там росло?
- Живая изгородь. А дорожки – мелкая щебёнка посыпанная жёлтенькая, бежевая. Зелёная травка, заросли. Не могу сказать, что лабиринт, не так шикарно, как во дворцах, наверное, хотя не был во дворцах. Тут такая сосна или ель огромная, посреди на поляне, там деревья. Можно был по этим аллейкам гулять. И я размышлял, один гулял, и вдруг я поворачиваю за угол этой зелёной изгороди, а тут настоятель монастыря и этот…
- Кто-то с ним, мужчина? Опиши его, пожалуйста.
- Его зовут Маркиз де Шарль.
- Ты знаешь его имя?
- Я сейчас вспоминаю, я его несколько раз издалека видел из окна своей библиотеки, он приезжал к настоятелю. А тут я с ними столкнулся лицом к лицу, и они испуганно на меня посмотрели. Я нарушил их разговор. Я опускаю голову, вот так руки на груди и крест держу и всем своим видом показываю, что я невольно нарушил их…
- Ты что-то услышал?
- Я не услышал это словами, я бы раньше насторожился. Я не слышал ни одного слова, что они говорили. Но какими-то чувствами я понимаю, что они говори о чём-то недобром. А так как у меня навык, которому меня учитель научил и все эти годы я его тренировал, это как внутренняя медитация, навык чувствовать людей на расстоянии и по этому чувству потом интерпретировать или понимать слова, раскодировать…
- А скажи, это недоброе больше от кого исходит? От самого разговора или от кого-то из них?
- От самой атмосферу между ними. Я вижу какую-то сферу, и она заряжена. И так как я странненько вижу эти другие измерения, то я вижу другую энергию. Она недобрая и у них аура недобрая.
- Можно чуть подробнее про Маркиза де Шарля, как он одет?
- У него такими полосочками нарезанными как бы шорты, чёрно и тёмно-синие полосочки, фонариками, за колено, здесь у него пояс. У него сабля или мечи, наверное.
- Справа показываешь.
- Меч здесь у него. Серебряный такой, светлый, а вообще у него темноватая, чёрно-синяя…жилетка такая. Фонарики-рукава. Как и на шортах. Здесь узко вот так.
- Запястье показываешь и локоть, предплечье.
- Здесь чёрная бархатная ткань, рукав, а здесь фонарик, чёрно-синий.
- Есть растительность на лице?
- Да, какая-то бородка козлиная. Плохо растущая, как у юноши. Даже у меня лучше растёт.
- А он молод?
- Он моложе меня.
- А тебе сейчас сколько?
- Сейчас уже сорок семь, я уже дядечка. А ему, может быть, двадцать семь, усики закручены на концах. А здесь плешивая бородка.
- А есть головной убор какой-нибудь?
- Да, какая-то шляпа с пером.
- Отлично. А видно, что это маркиз, по одежде, по статусу?
- Да.
- Скажи про настоятеля монастыря – он тебя хорошо знает?
- Да. Почему-то он за все эти годы придирался, что ли, ко мне, или он всё время чморил меня. То ли у него какие-то были счёты с моим бывшим учителем и поэтому он меня так же заметил и невзлюбил. Но в принципе, ту работу, что я делал для монастыря…она была важная, но он каждый раз меня как-то…и сейчас он пыхтит, раскраснелся, потеет, он такой обрюзглый и такой визгливый.
- А в тот момент, когда он тебя заметил, какая реакция?
- Он прямо дышать стал громко, хрипло, и кричать визгливым голосом, что, как ты посмел здесь появиться, кто тебе позволил. Ужасный голос такой.
- Хорошо, давай теперь смотреть просто факты.
- Я глаза опустил, голову, так было принято, не поднимать глаза.
- Что дальше, что происходит?
- Дальше он меня гонит, говорит, быстро возвращайся в библиотеке и сиди жди, я за тобой пришлю.
- Иди в библиотеку. Давай дождёмся, придут ли за тобой, ускоримся.
- Я опять у окна библиотеки, смотрю на них. Они вон там, их, оказывается, видно с высоты. Потому что библиотека находится в башенке этого монастыря, это полукруглое такое здание, я всё время по лесенке вот так…(показывает спираль) она видимо, раньше была смотровая сторожевая, а потом из неё библиотеку сделали. Я из такого узкого окошка смотрю, мне видно их, они всё ещё разговаривают. А этот маркиз, я по жестам вижу, что он даёт такие распоряжения…разобраться со мной.
- Как ты чувствуешь, что такое разобраться с тобой, ты же можешь чувствовать больше, чем слова.
- Да, я как буду слышу здесь, через расстояние, что его нельзя оставлять в живых, потому что свидетель, он нас видел. Они думают, я слышал, а я не слышал.
- Чего он боится, почувствуй.
- Потому что это заговор. Они готовили заговор.
- Против кого?
- Против короля Франции, а это брат маркиза. И маркиз обещал настоятелю более высокий пост. И уже там, ближе при дворе. И этот заговор может у них не случиться. Этот маркиз, видимо, претендует на французский престол. А он то ли двоюродный брат…
- А ты знаешь, кто правит в этот момент во Франции? Год мне скажи.
- Год 1500.
- А какое время года сейчас?
- Тепло, зелень. Ближе к лету.
- Можно я ещё спрошу про твоё имя, как тебя называют. В монастыре как к тебе обращаются?
- Так странно. У мен имя Карл.
- Как будто не очень французское?
- Это так коряво звучит, и они меня дразнят всё время. Молодые монахи. Что это за имя. Карл. Подхихикивают.
- Карл, тебе, кажется, грозит опасность. Окунись, пожалуйста, в эмоции того, кто сидит сейчас в библиотеке, расскажи,
- Я стою у окна, левым плечом прислонился к стене амбразуры. И я понимаю, что жизнь закончилась, но у меня нет никакого страдания внутри. Как будто жизнь проматывается у меня перед глазами и в принципе, я очень доволен, как сложилась моя жизнь и что я дожил до этого возраста. И что у меня было это знание. Мне так нравилось учить, читать, писать. Я очень был продвинутый в ту эпоху, хотя никто этого не мог оценить по достоинству. Такое невежество. Даже эти, мне кажется, при дворе, не все были грамотные, ни женщины, ни мужчины. Мало кто умел роспись ставить или читать.
- Есть что-то, о чём ты бы пожалел, если бы сейчас жизнь закончилась? Что-то не успел, что-то ещё хочется?
- Это было чтение, писание, изучение латыни, как будто перенос во времени назад, – это было моим любимым интересом, увлечением. Поэтому просто это было моим удовольствием, и может быть, я хотел бы дольше этим заниматься, увлекаться, но я понимал бесконечность этого времени. Поэтому…как бы время пришло.
- Ты понимал бесконечность времени, можешь пояснить нам, современным людям?
- Когда я туда углублялся, в эту латынь, я видел, что это было далеко-далеко. Мы были в уже в 16м веке, а это было так ещё туда, 2 тысячи лет до этого и ещё, и там были совсем другие цивилизации, и это было так интересно и так непохоже даже на нынешнюю Францию. Меня увлекала египетская…
- Как ты считаешь, Карл, а что будет с миром дальше, из того момента как ты чувствуешь?
- Я не с особым оптимизмом смотрю в будущее, потому что мир так развращён. Конечно, я знаю, что когда-то придёт лучшая цивилизация, но пока люди так страстями упиваются, в них погрязли.
- Спасибо большое, Карл. Мы сейчас переместимся вперёд. И снова ты отходишь, диссоциацию делаешь, смотри просто по фактам. Мы уже знаем, но нам нужны шаги. Итак, за ним пришли. Что происходит дальше?
- Ничего не объясняя, просто схватили, грубо. Двое тоже в монашеском плаще, но они видимо там стражники. И они меня в подвал.
- А подвал далеко от библиотеки?
- Да, мы долго спускаемся, сначала по круговой, потом по коридорам. Монастырь как крепость, очень большой, а потом туда в подвал, и там очень…да, из камней, булыжников сложен весь монастырь. Там немного сена насыпано в углу, и большая…толстые прутья решётки.
- А выбраться ты не сможешь?
- Нет, это очень глубоко и решётки надёжные. Меня тут оставили, и я тут на этом сене, полумрак, сырость.
- Холодно?
- Да. Воняет болотом.
- И надолго тебя оставили?
- Да, время как будто остановилось, я очень голодный, потому что меня то ли забывали кормить, то ли не считали нужным. Вода в кувшине зелёная застоявшаяся.
- А спишь ты где?
- Там в углу, на сене.
- И тебе ничего не объяснили, никто не приходил?
- Нет. И поэтому я потерялся во времени, сколько я уже здесь, сути, неделю. Время остановилось
- Пожалуйста, перемещайся в момент, когда ты выходишь из этой подвальной тюрьмы и что-то происходит дальше. Раз, два, три.
- Я слышу шум там в коридоре, звон ключей. Приходят двое. Эти охранники, наверное, не монахи, просто они здесь работают, при монастыре. Ключи такие большие, на кольце огромные ключи.
- Сколько человек?
- Их двое.
- Тебя будут связывать или ты свободен, идёшь?
- Нет, один заходит, чертыхаясь, что здесь вонь такая стоит. Он мне говорит, типа, вставай, выходим, а я уже измождённый такой, некормленный, без воды. У меня борода отросла, волосы отросли, ногти грязные, я босый. И он меня толкает, и я очень истощённо иду. И мы выходим на солнечный свет, и я щурюсь, потому что режет очень глаза. И тут уже людно, столько шумов, звуки. Они меня везут на телеге.
- А телега запряжена?
- Да, эти же двое. Один лошадь ведёт, а этот идёт, что ли, за мной. Я на телеге. И я смотрю по сторонам. Мы выезжаем из этого монастыря. И куда-то в ближайший пригород, наверное, город.
- Вот мы через поля едем.
- Как ты себя чувствуешь?
- Я улыбаюсь солнышку. Последний раз я его видел тогда, когда прогуливался, о чём-то мечтал или размышлял.
- Как ты думаешь, жизнь твоя действительно идёт к концу?
- Да, я понимаю, что они меня везут на виселицу, поэтому я улыбаюсь солнышку, прищуриваюсь.
- Давай переместимся за мгновение до повешения. Опиши со стороны, как это устроено.
- Вот эта телега приехала на небольшую площадь Домики какие-то может двух, может трёхэтажные, слеплены друг к дружке и очень узкие такие улочки, как солнечные лучи от этой площади. И с одной улочки мы приехали, здесь уже любопытствующие горожане собираются. Деревянный помост построен. Виселица, там этот, с голым пузом, в колпаке с вырезанными глазами, палач-висельник.
- А его роль какая?
- Меня пристроить, одеть эту верёвку. Он проверяет, как она завязана, со знанием дела. Его роль – выполнить эту работу.
- Когда тебе надевают верёвку, ты стоишь на какой-то поверхности?
- Да, табуретка такая деревянная.
- Скажи, пожалуйста, есть ли зрители у всего этого действия.
- Да, здесь на площади человек 50.
- Помнишь, настоятель ещё где-то был. Он там.
- Да, он здесь. И рядом с ним какие-то другие вельможи, не то маркиз, самого маркиза нет.
- Посмотри ещё раз настоятелю в глаза. Какая-то у вас с ним важная завязка. Это действительно его распоряжение было?
- Да, им нужно было просто…я знаю, что месяц с того времени прошёл, я там в подвале месяц был, чтобы сфабриковать какие-то ложные обвинения. А, вот ещё. Появляется ещё такой человек, судья или прокурор, он в чёрной мантии, и такая у него квадратная…как у судей головной убор. И он разворачивает свиток и читает приговор. Что вот этот Карл, какое дурацкое имя. Что-то с именем не то. Он им всем объявляет обо мне, что я какой-то злостный заговорщик, что целую сеть заговора против нашего короля плёл, и ещё какие-то видимо люди участвовали в этом заговоре и я главный зачинщик. Такое ложное обвинение. Мне это так глубоко смешно и примитивно. А эти люди, они все верят, они примитивны и неграмотны, ничего в политике не понимают. Можно ложно обвинить. Тем самым они себя выгораживали, эти истинные заговорщики. В общем, приговор был озвучен. Через повешение.
- Посмотрим повешенье?
- Да.
- Что делает палач?
- Ещё раз я эти глаза вижу. Я вроде спиной. Но моё лицо туда…я только вижу две улочки с этой площади. Уже петля у меня одета. Она из белого каната такого.
- Прочная верёвка, выдержит?
- Очень толстая, несколько пальцев, свеженькая. Я заметил, думаю, надо же, такая свеженькая, новенькая.
- А сегодня вешают только тебя?
- Так интересно. Такое впечатление, что на этой верёвке я первый. Как будто она заменена. То ли денег дали этому палачу и вот он обновил инвентарь. То есть я лицом туда, а там у меня за спиной этот настоятель.
- И дальше будет мгновение, расскажи, это быстрая смерть – через повешение?
- Да, он выбивает эту табуретку у меня, и я слышу хруст позвонков шейных. Даже грудных. Такой внутренний хруст.
- Душа выходит из тела, ты знаешь этот момент. Ты сама пойдёшь дальше, вместе с душой. Расскажи мне про тело, висит?
- Как-то очень быстро, да, оно чуть-чуть подёргалось, задыхаясь. Но всё моё внимание было на хрусте шейных, даже грудных позвонков. Всё, в принципе, моя душа была в согласии с этим уходом. И она так легко возносится, всё тело там остаётся. Я почему-то обращаю внимание на левую руку и левую ногу. Ногти грязные.
- Да, ты просидел в подвале.
- У меня как у писаря, всегда были чистые руки. А это душа замечает, возвращаясь. Неаккуратненько. Я бы хотел помыть руки.
- Хорошо. Поблагодари, пожалуйста. Спасибо телу за этот опыт, спасибо всему жизненному опыту, всем урокам. И прежде, чем мы пойдём спрашивать про урок этой жизни, пожалуйста, приподнимись на этой местностью, расскажи про местность. Ты говорила, там улочки, то есть это городская местность?
- Да, я возношусь над этим городом.
- Ещё чуть подробнее про карту. Может быть, ты скажешь, какая это часть Франции?
- Я вижу, что эти городки такие маленькие, и они соединены между собой дорогами через лес. И может быть, это называлось Прованс, вот эта местность.
- А король, сейчас один король на всю Францию? Где показываешь?
- Туда.
- Северо-запад?
- Если вот здесь Прованс, то, что я называла. А сам Париж, наверное, или дворец, где…я там никогда не был, он вон там, левее (показывает рукой выше и левее).
- Выше и левее. Спасибо тебе большое, Карл, за всё, что ты показал и рассказал сегодня.
