Друзья, в продолжении цикла публикаций фрагментов из сессий Павла Гынгазова мы рады поделиться историей, которая демонстрирует всю глубину и непредсказуемость работы с Бессознательным. Этот случай уникален, учитывая особенность работы в данной парадигме: пациентка, имея волнующий ее запрос не стала его озвучивать, доверившись своему Бессознательному и профессионализму регрессолога. Результат превзошел все ожидания – вместо одного воплощения Души открылись два , каждое из которых стало ключом к пониманию её текущих жизненных вызовов. Эти открытия стали неожиданным, но точным ответом на невысказанный запрос, подарив пациентке инсайты, которые, мы верим, помогут ей преодолеть текущие трудности.
Этот случай — яркий пример того, что работа с подсознанием требует от специалиста гораздо больше, чем знание технических особенностей методики. Как отмечает Павел Гынгазов, регрессолог должен быть универсалом во всех сферах жизни!
- Мудрость — чтобы распознать скрытые мотивы Души.
- Широкий кругозор — от истории до физиологии, ведь каждое воплощение может оказаться в любой эпохе.
- Человечность — для создания безопасного пространства, где клиент чувствует себя принятым.
- Гибкость — чтобы адаптироваться к непредсказуемым поворотам сессии.
«Мы никогда не знаем, в какую эпоху или обстоятельства нас перенесет Бессознательное в следующий раз. Поэтому наш инструмент — это не только техника, но и открытость миру», — подчеркивает Павел Гынгазов.
Мы особенно рекомендуем прочтение фрагментов из сессий для участников семинаров!
Для тех, кто изучает методы регрессивной терапии, эта сессия — наглядный урок:
- Доверяйте интуиции клиента . Иногда молчание говорит громче слов.
- Будьте готовы к неожиданностям . Ваши знания истории, культуры или психологии могут стать ключом к расшифровке послания Души.
- Развивайте эмпатию . Человечность — ваш главный союзник в работе с травмами прошлого.
Сеансы терапевтической регрессии — это всегда путешествие в неизвестность. Но именно такие истории, как эта, напоминают: даже без слов Душа находит способ донести истину. Мы желаем пациентке сил и вдохновения на пути к гармонии, а участникам семинаров Павла Гынгазова — новых открытий в практике!
P.S. Как вы думаете, какие скрытые запросы может хранить ваше Бессознательное?
− Н., это тебе не надо и мне не надо, это тревожит твой умик, а мы работаем на без умии.
− А я могу что-то сказать?
− Говори.
− Есть у меня одна мысль… и мне надо от неё избавиться. Я не знаю, откуда она пришла и зачем она пришла и вообще, чтобы она ушла…
− Хорошо. Расслабились. То есть, ты заказ сделала, пошли по «заказу»!
− Свет сильно яркий, я его вижу.
− Какой свет?
− Который вокруг меня, лампочки горят.
− Так ты глаза-то закрой. Прелесть какая. Рассказывай фон твоих закрытых глаз. Серый, темный, чёрный, белый, красный, зелёный, в крапинку?
− Ну глаза-то вроде закрыты…
− Всё нормально, не контролируй, закрыты или открыты глаза, фон скажи мне!
− Он как сумерки, но такое ощущение, что фонарь светит…
− Откуда фонарь светит? Это электрический или газовый фонарь?
− Не знаю.
− На каком состоянии от тебя?
− За спиной, далеко.
− Прочувствуйте тело, которое чувствует, что у него «за спиной далеко» фонарь. Впереди вообще темнота? А вот такая освещённость в какое время суток может быть?
− Сумерки, даже ночь…
− А какого времени года? Представляешь, ночь в июне, ночь в мае, ночь в декабре?
− Наверное, осенью…
− Там же чёрная ночь?
− Ой, задыхаюсь. Потому что сыро!
− А что задыхаешься?
− Не знаю…
− Это «там», уже не здесь. Что там такое, что волнуешься, страшно или нет там находиться?
− Такое чувство, что мокрый асфальт, этот фонарь горит и я под ним сижу, и вроде как окошко черное…
− «Я под ним сижу, внизу окошко», ты из окошка видишь, что ли? Прочувствуй тело, которое сидит — это человеческое, нечеловеческое тело? Как сидишь, на попе сидишь?
− Кошка.
− Кошка?
− Да. Вот так сидит на хвосте…
− И лапы стоят впереди? Или она лежит на пузе?
− Нет, она сидит. Но такое впечатление, что я её вижу!
− Прочувствуй тело, которое видит эту кошку. Кошка тебя видит?
− Нет.
− А кто ты? По ощущениям, себя со стороны увидеть невозможно!
− Я опять вижу дом, окно горит, в окне девочка. А я‑то где?
− А как ты смотришь в дом, окно выше твоего уровня?
− Окошко ниже. Я вижу кошку, я вижу девочку…
− А ты ниже ещё?
− Почему я ниже? Я могу быть в стороне, но я себя не вижу!
− Себя нельзя увидеть. Сейчас здесь ты себя не видишь, но ты чувствуешь, что ты лежишь. В каком положении находишься в эпизоде? Ты говоришь, сидишь, как будто кошка сидит, потом сказала: «нет, я вижу кошку!».
− Я вижу кошку, именно чёрную кошку.
− А глаза какие у неё?
− Да я не вижу её глаз.
− А кто их видит?
− Она сидит спиной ко мне…
− А что за уши?
− Торчат так.
− Ну они у неё какие? По её форме тела внутреннее состояние какое − напугана, просто сидит смотрит, следит за мышью?
− Ни за кем она не следит, она просто сидит…
− Как далеко от тебя?
− Девочка дальше, та близко.
− А ты можешь войти в эту кошку, можешь почувствовать её изнутри? Вот лапы, когти втянуты, хвост назад идёт или вокруг огибает тело? Знаешь, как кошки сидят?
− Знаю.
− Или нет?
− Может быть, я тоже кошка?
− Может быть.
− Поэтому я за ней слежу?
− Какого пола ты кошка?
− Потому что как-то тело так всё, именно как у кошки, я чувствую, что я двигаюсь…
− Хорошо. Так ты идёшь сейчас?
− Такое ощущение, что я к этой кошке подкрадываюсь, но я себя не вижу.
− Да не надо себя видеть, невозможно себя увидеть!
− Свет от фонаря мне прям мешает.
− Здесь нету этих фонарей. Внутреннее состояние − ты идёшь, крадёшься, чтобы её схавать?
− Нет.
− Или ты крадёшься, чтобы ей понравиться?
− Я почему-то волнуюсь сильно. Наверное, понравиться хочу…
− Ты идёшь − такие пружинистые у тебя лапы, как на ходулях идёшь? Почувствуй, есть такое, или нет? Сколько можно ходить кругами? Какие звуки она издаёт? Она тебя увидела или нет? Кстати, шерсть дыбом или нет на хребте?
− Нет, она повернула голову, на меня смотрит, а я‑то кто?
− Кот, или кошка?
− Наверное, кот…
− Чем она пахнет, эта кошка?
− Я попробовала понюхать, не поняла.
− Она тебя к себе близко подпускает или нет?
− Ничего не вижу…
− Так ты ещё на глаза сильней дави. Назад поехали! Ночь, фонарь, асфальт мокрый − просто дождь или потому что осень, или потому что после дождя?
− После дождя.
− Вот ты когда идёшь, лапы чувствуешь, как они у тебя в воду ступают?
− Нет.
− А как, ты летишь, что ли?
− Нет, ноги не мокнут, значит, просто мокро, но воды не много. Может быть, это просто роса…
− Может быть. Ну влажно, лапами ощущаешь влагу? Ещё раз пройди − как ты идёшь, прочувствуй лапы, или ты летишь? И когда кошка обращает на тебя внимание, она поворачивает голову к тебе?
− Ничего не вижу, что-то я разволновалась…
− Назад поехали. Ещё раз − ночь, помнишь? Осень, сыро, сильно холодно или нету ощущения прохлады? А как ты ощущаешь − холодно, не холодно? Вот как человек понятно − через кожу, если одежда слабая, мало, холод чувствуется, а ты там? Первое, что приходит!
− Вообще какая-то ерунда.
− Говори ерунду!
− Как будто я этих кошек двух вижу, одна черная, другая серая пушистая и она вьётся вокруг этой чёрной.
− А ты кто?
− А я сверху вижу.
− Откуда сверху?
− То ли с ветки, то ли с фонаря.
− А как ты можешь на ветке или на фонаре быть?
− Значит, я птица!
− Подожди, почувствуй, как ты сидишь. Если ты птица на фонаре, ты должна чувствовать лапами фонарь. По крайней мере, трубу какую-то, на которой стоит лампочка. Если ветка − тоже должна чувствовать!
− Нет, на ветке, не на фонаре. Рядом какое-то дерево.
− Ты чувствуешь себя? А на дереве листья-то есть или нет?
− Есть, но мало…
− То есть, они уже осыпались или еще не открылись?
− Почти голые, да.
− Осень? Это молодые, но совсем зелёненькие листья, или мало и старые?
− Нет, осень, скорее всего…
− Внутреннее твоё состояние, когда ты сидишь, что за птица, большая или нет?
− Вот, наверное, я и волнуюсь. Нет, небольшая, наверное, как ворона.
− А что ты волнуешься? Кошки тебя могут достать там, нет ведь?
− Нет, но мне почему-то так любопытно, я так на них смотрю, что они там затеяли. И девочку я эту вижу в окне. Девочка тоже за кошками, похоже, смотрит. Кошки подрались. Чёрная кошка стукнула кота.
− Ну правильно. И что? Они разбежались или нет?
− Да, она уходит.
− Лохматый кот уходит или чёрная уходит?
− Нет, чёрная кошка уходит, а кот сидит.
− Ладно, а ты что? Ты там присела для того, чтобы ночь переждать?
− У меня на этом дереве гнездо.
− Далеко?
− Нет, недалеко.
− Гнездо-то уже пустое, если это осень?
− Да.
− Ну ты обычно, когда ночлег нужен, ты сидишь? У ворон-то гнёзда без крыш?
− Да.
− Не холодно там бывает?
− А я в нём не сижу.
− Хорошо. А давай по этим ощущениям вороны, ты какого пола, самка или самец?
− Скорее всего, самка.
− А давай вернёмся в май месяц, даже не в май, давай вернёмся в март.
− Самка, да. Я сижу в гнезде, не яйцах.
− Это какой месяц?
− Это, наверное, уже не март, это уже деревья зелёные.
− Ещё раньше поехали, когда ты была одна. Ты старая ворона или нет?
− Нет.
− То есть, это у тебя первый брачный сезон? Вот смотри, ты живёшь себе, живёшь, общаешься. Вы вообще очень общительные вороны, я так понимаю, и болтушки. И все сказки, все тайны − про всех всё знаете, я так понимаю. Посмотри, какую информацию вы друг другу передаёте? Насколько вы мудры, ворона? Особенно, когда вы в стае? Или от вас кроме карканья ничего не узнаёте? Первое, что приходит. На яйцах сидишь, сколько яиц под тобой?
− Три.
− А как ты сидишь, чтобы не раздавить?
− Как на корточках.
− А почувствуй, как ты их перьями закрываешь, чтобы они грелись.
− И лапами шевелю…
− Чтобы они поворачивались?
− Да…
− И еще, скажи, пожалуйста, вот смотри, ты же знаешь, болтуны-яйца, есть у тебя такие или все три яйца живые?
− Я не знаю, наверное, все живые.
− Хорошо. И ещё: ты всё время сидишь или иногда улетаешь поесть?
− Да, я иногда встаю, разминаюсь даже немножко отлетаю, но, чтобы куда-то далеко − нет.
− А есть-то надо.
− А у меня есть кавалер.
− Он приносит?
− Да, приносит.
− Какой он, посмотри? Вот он прилетел, глаза у него какие, как он смотрит на тебя?
− Маленькие бусинки такие круглые чёрненькие.
− Внутреннее состояние твоё, когда его видишь?
− Тепло как-то внутри, от того, что покушать принёс…
− Он тебе кушать таскает? Что таскает кушать?
− Каких-то червячков, белый какой-то, толстый такой.
− Опарыш?
− Не знаю, нет, не опарыш, больше, жирный такой.
− Хорошо. А давай ещё раньше вернёмся, как ты с ним познакомилась? Это у вас какая-то общая стая или вроде в большой стае, а каждый отдельно?
− Мы были в стае, нас там было много.
− Там много, а почему ты выбрала себе этого, с глазками-бусинками?
− Не знаю, крутился рядом всё время около меня. Он мне гнездо показал.
− Это он построил гнездо?
− Скорее всего, да, потому что он мне его показал!
− Ну ты его ремонтировала или нет?
− Нет.
− То есть, что сделал − хорошо.
− Пёрышки какие-то в гнезде положил, то есть, он гнездо приготовил.
− Хорошо. Вот просто ворона, лёгкая, летает хорошо и вот ты уже летаешь с яйцами − это тяжело или нет, это ощущается?
− Какое-то давление есть внизу, но лететь это не мешает.
− Хорошо. И что, снестись как, где-то здесь было или нет?
− Рядом, на ветке.
− Ты смеёшься над ним или плачешь от своей тяжелой доли вороньей?
− Нет, очень всё легко. И они какие-то не однотонные яйца…
− Естественно, пёстрые. Посмотри, какие, потом в интернете посмотришь.
− Серенькие с чёрными пятнышками.
− Посмотришь потом. Хорошо, ты снеслась, три яйца снесла, и что?
− Ничего, я на них сижу!
− Почувствуй, как ты садишься, чтобы не раздавить, не растоптать.
− Ну вот так вот, два яйца – вот так, одно под попой совсем.
− Ну счастливая?
− Ну да…
− Хорошо. Вот смотри, ты же их поворачиваешь всё время, чтобы они грелись. Тебя этому никто не учил, а ты всё делаешь, как надо. Они живые? Как-то ты с ними общаешься, они какие-то звуки издают, когда растут там внутри, твои воронята?
− Ну звуки не слышу, но такое ощущение, что они должны скоро вылупиться!
− Ну есть ощущение, что они живые и должны скоро вылупиться?
− Да.
− Хорошо. И когда они вылупляются, ты улетаешь или ты здесь сидишь?
− Нет, я здесь сижу, прямо на краешке, а они там, и я клювышком.
− Ты помогаешь им раздобывать скорлупу?
− Да.
− Они все сразу трое или поочереди?
− Нет, один вылез, который в этом углу сидел, второй − который под попой и третий, который здесь сидел.
− И что?
− Они такие хорошенькие, мокренькие!
− Никаких волос?
− Нет, у них какие-то пёрышки есть, но они такие, мокренькие.
− Это как у уток на попе?
− На цыплят не похожи.
− Конечно, у них рты-то, и глаза синие, закрытые. Хорошо. Вот твои ощущения?
− Я сейчас скорлупки выкидываю из гнезда.
− Прямо под самое гнездо, под корни дерева?
− Я не знаю, куда, выкидываю и всё, и опять на них села, чтобы им холодно не было.
− И все будут знать, что здесь есть птенцы, будут искать же их? Естественно, чтобы они не простыли, не заболели. И выкармливать начинаете сразу же? Первый корм приносит твой супруг?
− Да, всё летает, а они просто маленькие ещё совсем.
− Ну у него хватает сил выкормить и трёх птенцов и тебя?
− Ну они-то проглоты, а я‑то уже вроде как…
− Ограничиваешь себя в приёме пищи? Хорошо, вот смотри, они родились, у них уже и глаза открылись, они начинают оперяться. Уже ты стала вылетать из гнезда, вы теперь вдвоём кормите детёнышей. Вот твои заботы, твоё счастье, твои радости? Три птенца − удалось вам их всех вырастить?
− Да.
− Это первый вопрос, второй − насколько вы дружны со своим ворОном?
− Очень дружны, он очень заботливый!
− Тем более, что ты ведь ничего от него не ждёшь, он просто делает и делает всё время, как надо. Получается, всё время тебе впрок.
− А я когда улетаю, когда птенцы подросли − он с ними остаётся.
− Боится?
− Ну они же маленькие ещё. Он их учит летать. Одного подтолкнул на край.
− И прямо столкнул?
− Не сталкивает, тот сидит, балансирует.
− Он же ещё крылья учится раскрывать.
− Что-то я заволновалась…
− А почему, что там есть?
− Не знаю.
− Все три птенца?
− Может быть, волновалась из-за него, который на краю стоит, что он ещё совсем маленький?
− Ну крылья-то есть?
− Есть, но они ещё совсем…
− И что, он падает, что ли?
− Я не вижу, падает, или нет, но что-то мне волнительно. Нет, стоит пока.
− Ну ты его подпихни клювом в гнездо. И что, всё нормально? Тебе удалось, или вам вдвоём, вывести их до слётка, когда они покинули гнездо?
− Да.
− Расскажи, как это случилось.
− Они уже большие и они не полетели вначале, они вначале просто по веткам скачут.
− Они скачут по веткам на землю или нет?
− Нет. не на землю, именно просто из гнезда и по веткам близлежащим.
− И как, сколько это уже недель прошло, когда они полетели? Они же не смогли вернуться, прилететь в гнездо опять или смогли?
− Я не знаю, сколько по времени прошло…
− А вот ещё один вопрос: вороны обычно своих птенцов, уже когда они вылетели, когда они становятся почти как вороны, но маленькие, дети ещё − они их не держат на деревьях, они сами лазают где-то в траве. Они уже умеют лететь, если что − они улетят, но они по земле шастают, не по веткам. Есть такое, что где-то с ними на земле, в траве?
− Не знаю, ты вроде как подсказку мне дал, но я не могу сказать. Просто вижу одного, что он по веткам скачет, мы вроде бы рядом, за ними наблюдаем и они вроде как пытаются летать, но именно пока в районе дерева. Они, наверное, ещё совсем маленькие…
− Может быть. Ну вы же ещё их кормите всё время?
− Ну да.
− Или они приходят: «ну-ка, дай поесть, нам неохота самим ловить!»?
− Нет, они ещё совсем маленькие. Больших я не вижу…
− А давай, когда им уже стало по месяцу, июнь месяц кончается.
− На земле скачут и пытаются что-то с земли сами уже искать…
− Посмотри, ты на них смотришь − любуешься ведь?
− Ну да.
− Они же все красавцы, вороное крыло такое, чёрные красавчики.
− Нет, они не чёрные, вороны они, брюхи серые, крылья чёрные. И головки тёмненькие.
− Ну с любовью же смотрите, красавцы? Посмотри, почувствуй эту любовь.
− Конечно, я их люблю!
− А муж-то как с ними?
− Он уже издалека смотрит, его уже рядом вроде, как и нет.
− А ты, мать, ведёшь их до конца, чтобы они взлетели и улетели?
− Ну не то, чтобы далеко, но не рядом.
− Ему уже не так актуально, кормить − они сами уже умеют кормиться, если что − вы можете покормить, но это уже не так актуально, они взрослеют?
− А спим мы уже не в гнезде, а просто на ветках.
− Я где-то вычитал, что вороны воспитывают своих детей на земле, поэтому я тебя и спросил. Где-то вычитал, что, «если вы найдёте воронёнка на земле, не сажайте его на ветку, он всё равно потом на землю перепрыгнет. Потому что они в траве лазают». Вот я тебя поэтому и спросил. Хорошо, вот смотри, когда уже перестала за ними следить, когда уже поняла, что материны заботы завершились и ты свободна?
− Да, немножко тоскливо так, но что самое интересное − ворОн-то со мной!
− По всей видимости, моногамные вы птицы.
− Они уже большие, они уже улетают, уже сами по себе…
− Ну они вас как-то признают?
− Ну какое-то время ещё недалеко от нас.
− А потом уже всё?
− Да.
− Хорошо. Ну это не сильно тоскливо?
− Тоскливо.
− А почему? Хотела быть вечной мамой?
− Не знаю, как-то немножко грустно…
− Ну так ворОн с тобой.
− Ну да, ещё навысиживаем…
− Конечно. Хорошо, скажи, пожалуйста, а там, где ты живёшь − это примерно какая широта, какая часть земного шара?
− Я не знаю, какая часть, но лес в основном лиственный.
− Хорошо. И скажи, пожалуйста, зима там бывает, холодно?
− Да.
− Прям со снегом?
− Не совсем холодно, но со снегом − да и деревья голые, без листьев бывают.
− А помнишь, начали с того, что ты говоришь, сидишь на ветке, следишь за кошками? Что там сидела? Или это ветка, где ты спишь? Ты говорила, там гнездо моё.
− Ну наверное, да. Значит, это в городе где-то…
− Ну мало ли, в городе полно деревьев, парков всяких. Хорошо. А зимой вы со своим супругом тоже где-то вместе летаете?
− Да, в городе живём и город не старинный, не старый, но может, где-то двадцатые-тридцатые, может, даже начало века, потому что фонарь такой, от которого свет.
− Газовый?
− Я не знаю, газовый, не газовый, но свет чёрно-жёлтый, не электрический. И девочка в окне.
− В несовременной одежде.
− Да, с косичками вокруг головы и платьишко у неё в кружавчиках.
− Хорошо. Скажите, пожалуйста, много раз у вас ещё были потомства, птенцы?
− Да.
− Счастливы?
− Да.
− Вот смотрите, живёте уже давно друг с другом, уже знаете друг друга − есть ощущение, что хороший у меня ворОн?
− Да, хорошо, тепло какое-то душевное…
− В глаза посмотри. Почувствуй это душевное тепло, какое ты ему даёшь, какое он тебе даёт, насколько это приятно. То есть, вы наполнены оба любовью друг друга, я так понимаю. Есть это?
− Да!
− Хорошо. И скажи, пожалуйста, вам удаётся дожить до естественного окончания жизни, вы умираете своей смертью, или кто-то из вас раньше?
− Скорее всего, он раньше, потому что я его вижу сверху.
− Мёртвым?
− Да.
− А что случилось с ним?
− На какой-то мусорной куче лежит, а что случилось − не знаю…
− А вот смотри, у вас было много раз потомство, никто из вашего потомства с вами не общается? Отпустила и забыла?
− Нет.
− Не общается?
− Ну мы все примерно в одной стае.
− Какие-то дружеские общения не поддерживаете.
− Да, каких-то родственных. Мы все вместе вроде как дружим и, если что и помогаем друг другу, выручаем друг друга, но как у людей − этого нету − что это мой сын, это моя дочь.
− Хорошо. А вот скажи, пожалуйста, ты видела когда-нибудь, вот у нас − все хорошо и вдруг собирается целая стая ворон и галдят часа полтора − бывает такое у вас?
− Вот я и говорю, да!
− Для чего вы собираетесь? Не просто же так, кому-то кости помыть?
− Мне почему-то пришла такая мысль: «это при каких-то переменах погоды, какие-то изменения должны произойти!».
− Изменения погодные или социальные?
− Скорее всего, погодные, что-то случится, с питанием будет хуже, где-то надо искать место.
− То есть, вы это предчувствуете?
− Да.
− А как? Давай сейчас, попробуй. Вот ты ворона, и вы собрались, и ты знаешь, что вы собрались, потому что будет бескормие − как ты почувствовала это? И есть у человека, вот у Н., может быть, хорошо забытое это чувства? Можешь ты его восстановить или нет, это предвидение?
− Как сказать, начинается какая-то всеобщая тревога, начинают волноваться.
− Но ты улавливаешь эту всеобщую тревогу.
− Да, когда все начинают волноваться, все кричат, мечутся, как будто как обсуждение какое-то идёт – «куда же мы пойдём, где мы будем зиму зимовать?».
− То есть, вы решаете, собрание такое?
− Да. И почему-то мне представляется, что какие-то поля, у дороги поля, что может быть там нужно, именно не в городе, почему-то.
− Я понимаю. Это не представляется, это вы телепатически всё друг другу объясняете. А я хочу, чтобы ты поняла начало самое − откуда, что заставляет вас собираться в эти стаи?
− А есть кто-то старший.
− А кто старший?
− Ворон какой-то старший.
− Ну ворон − это такая же серая ворона?
− Да.
− А что ему дано больше, чем вам?
− Скорее всего, какой-то мудрости, что ли…
− Ну ты же уже сама не маленькая, ты уже мудрая ворона, посмотри — вот та мудрость, которая есть у него, есть она у тебя? Она, может быть, просто не востребована, но есть она у тебя?
− Скорее всего, есть но я не имею права её проявлять!
− А почувствуй, когда она есть. Вы же все начинаете понимать одинаково, просто одному разрешено говорить, иначе у вас будет базар и рынок!
− Да.
− Ну раз у тебя появляется это чувство, начинают все слетаться − так ведь? Почувствуй это, предвестник собрания, предвестник тревоги. Вы же живёте и живёте, – «каркаю да летаю» − а вы же очень чутко живёте − всё ощущаете, всё чувствуете, всё видите. Я хочу, чтобы ты, Н., прочувствовала, как ты, ворона, ощущаешь окружающий мир. Он же для тебя как книжка открытая, которую ты умеешь читать. Никто не знает, что будет голод, а вы уже знаете, у вас есть какие-то причины, какие-то знания!
− Это не знания, это как интуиция…
− Я хочу, чтобы ты включила сейчас в себе, Н., эту воронью интуицию. Только не каркай. Как ты можешь верить своей интуиции? У нас тоже бывает по жизни очень много интуиции, но мы же ей не верим, этого быть не может, а оказывается, всё так и есть! Я хочу, чтобы ты это поняла, осознала и сумела перевести на осознанный уровень Н. эту интуицию.
− Предчувствие тревоги, которое Н. сейчас и мучает, на самом деле.
− Посмотри, я тебе говорю, что Бессознательное даст то, что надо. Вот смотри, вы, вороны, я спросил, когда у вас бывают сборища. Ты говоришь, что это просто интуиция, предчувствие тревоги. И я хочу, чтобы ты, Н., смогла это ощущение интуиции, предчувствия тревоги, воспринимать в теле Н.. И не просто воспринимать, что сейчас будет плохо и всё, а ещё и понимать и устранять! Посмотри, сколько там было этих непредвиденных и ненужных, негативных картин жизни − голод, холод, ещё что-то. А вы всё пережили. Отчего спасает эта интуиция? И вы ведь переживаете не потому, что это сказал ваш самый главный ворон, самая мудрая ворона!
− Ну почему мы и собираемся в стаи, потому что у каждого это есть, но надо, чтобы кто-то первый «прокукарекал», потому что так положено, так принято, что есть главный, он пока не даст команду, никто ничего.
− Но вы все чувствуете также, как и он?
− Да.
− Получается, тебе, в общем-то, и не нужна команда, потому что даже если вы не соберётесь в кучу и не прокаркаетесь, вы всё равно будете делать так, как у вас записано в этой интуиции, так ведь? А у вас запись, получается, одна и та же у всех!
− Ну запись одна и та же, но без команды, всё равно выживем, конечно…
− У тебя сейчас нет команды, я хочу, чтобы ты просто могла понять и поверить, вот ты ворона, кто-то сказал, что так надо сделать − а у тебя так и было внутри заложено. Я хочу, чтобы ты научилась верить той интуиции, которая есть у тебя и которая полностью совпадает с интуицией вашего главного.
− Я поняла, я должна поверить сама в себя, а не в самого главного.
− Конечно. Это может быть?
− Может!
− Вот та тревога, с которой ты сюда пришла, отпустила? Или сейчас будешь ещё надумывать?
− Ну она не отпустила, сдавливание в груди до сих пор присутствует, то, что вызывает у меня чувство тревоги, оно вызывает именно сдавливание в груди.
− А вот это ощущение сдавливания в груди, прочувствуй его и поехали в то воплощение, где оно впервые было определено, уловлено, прочувствовано, осознано. Поехали, кто ты, что вокруг тебя?
***
− Мне представилось, помнишь, я как-то давно у тебя была и я была мужчиной в Англии и в расщелину провалилась.
− Мы туда и попали?
− Да.
− Значит, тогда не доработали…
− Да, Ю. пришёл и мы прервались.
− Он сегодня не придёт?
− Придёт.
− Я его выгоню. Хорошо, поехали, что ты за мужчина?
− Это молодой человек.
− «Я», первое лицо.
− Да. Мне семнадцать-восемнадцать лет, работаю в городе в Чикаго.
− Это не Англия, это Америка!
− Да, работаю на металлургическом заводе. И я приехал в отпуск к своим родителям. Такой картонный небольшой чемодан и надо было от станции идти через лес, вдоль реки и на меня напали двое. Я от них убегал и там берег такой высокий, я по этому берегу забирался и там была расщелина, и я в неё провалился… Это с тех пор, но я сейчас опять всё это вспоминаю. Я туда провалился.
− Чемодан с тобой вместе упал?
− Нет, чемодана уже не было, они отобрали чемодан. И мне тяжело дышать, потому что щель очень узкая, я вылезти оттуда не могу…
− И она всё ниже и уже?
− Да. Меня начали искать, волноваться. Жена старшего брата. И они шли по берегу навстречу меня искать, и она увидела наверху на песке кепку. Когда я упал, кепка с головы слетела…
− Поехали назад чуть-чуть.
− Это было последнее…
− Ты прощаешься с жизнью, ты туда попал. Вот ты бежишь, проваливаешься, сильно обдираешься?
− Нет, там корни и берег в основном песчаный почему-то. А что за река − не знаю.
− И застреваешь. Есть ощущение, что задыхаюсь?
− Тяжело дышать…
− Потому что ты не можешь вдохнуть.
− Да.
− Но каждый раз, также, как удав, с каждым выдохом ты всё глубже и глубже опускаешься. Обрати внимание, вот этот ужас, который тебя начинает охватывать.
− Обидно то, что руки…
− Не могут ничего сделать?
− Да, я уже глубоко, я уже за край даже не могу зацепиться, чтобы выбраться. И тяжело дышать…
− Вот это – «тяжело дышать» − ещё раз обрати внимание. Я боюсь выдыхать − получается, потому что каждый раз, как я выдыхаю, моё тело становится меньше и я проваливаюсь на миллиметр глубже. Потому что я пытаюсь вдохнуть, я уже на этот миллиметр не могу вдохнуть, потому что мне не даёт, как удав сдавливает свои кольца. Ты задыхаешься таким образом. Есть это или нет?
− Да!
− Прочувствуй этот ужас. И уже крикнуть-то нельзя.
− Да, кричать не могу…
− Сдавлено всё?
− Да.
− Ты вдох не можешь сделать?
− Только поверхностное дыхание какое-то.
− Да. Вот сейчас у тебя вначале сопротивление идёт – «хочу жить!», потом ты начинаешь уставать. Появляется чувство смирения, приятия того, что смертушка моя пришла? До этой степени отчаяния дошёл или нет?
− Иногда такие мысли посещают, но вообще…
− Ещё сопротивляешься?
− Да.
− Хорошо. И вот когда ты понял, что, кажется, тебя обнаружили − как они могли тебя вытащить? Ты же там глубоко уже ушёл.
− Тащит меня эта девушка, она здоровая такая.
− Как она туда могла опуститься?
− Вот за это место, за куртку.
− То есть, не так глубоко, можно руками ещё достать?
− Да. Просто мне руками не за что там было схватиться.
− Да, они у тебя по швам, никуда не поднимаются. Почувствуй, когда ты понял, что к тебе спасение приходит. У тебя появляются какие-то ещё силы на последние рывки?
− Да, я пытаюсь ей помочь, слышу ещё голоса, потому что она вроде как не одна, уже ещё кто-то и вдвоём они меня вытаскивают!
− Делай первый вдох глубокий, когда ничего не сдавливает, когда можно дышать столько, сколько ты хочешь, аж до головокружения.
− Да так оно и получается, что голова начинает кружиться!
− Понимаешь, что ты сейчас избежал смерти?
− Да.
− А имя твоё как?
− Джон.
− Хорошо.
− Джон Смит.
− Смит — это фамилия или имя?
− Фамилия.
− И что, Джон, это тебе было сколько лет? Ты же совсем молодой ещё?
− Да, лет семнадцать-восемнадцать.
− Чемодан твой так и не нашёлся, его украли, отобрали?
− Нет, он валялся, уже разобранный и на чемодане какие-то картинки налеплены.
− Ты которые лепил.
− Конечно!
− Хорошо. А кем ты был в Чикаго?
− На каком-то заводе, горячее производство какое-то, потому что в цехах очень жарко.
− То есть, какие-то сталеплавильные, сталелитейные?
− Да.
− Хорошо.
− И большие, как краны есть и такой цех большой…
− Хорошо, скажи, пожалуйста, Джон, как вообще жизнь твоя, удалась или нет? Удалось завести семью с женщиной, которую ты полюбил?
− Да, семья, двое детей. Жили в таком доме, такой длинный коридор.
− Как барак?
− Как барак, но он не одноэтажный. Там комната, заходишь, здесь вроде, как и прихожая, и тут вроде как сразу и кухня, так ещё комната и ещё. А вот где туалет − не знаю. Наверное, в коридоре где-то.
− Твоя работа как, тебе удалось чего-то добиться?
− Да шибко-то нет…
− Или каким пришёл на работу, таким и работал всю жизнь?
− Я не вижу пока. Я только вижу этот дом, дети вроде маленькие, два мальчика.
− Жена-то какая? Счастлив ты в семье, которую создал?
− Нет.
− Или вокруг везде хорошо, а у меня одного плохо?
− Не плохо, нормально, как должно быть − семья, работа, дети…
− Ну с женой у тебя хорошие отношения?
− Дружеские. Не могу понять, работает она или не работает.
− Двое детей, может, и не работает, может их воспитывать. Хорошо. Скажи, пожалуйста, кто из вас раньше умирает?
− Я почему-то вижу надгробный камень.
− Свой?
− Да.
− Читай.
− Джон Смит.
− Там буква «Т» последняя или «h» стоит ещё за ней?
− Т.
− Одно Т или два?
− Одно. И почему-то дата 1700 − не может этого быть!
− Начало Америки.
− 1786–1825 или 23. Совсем молодой!
− Почему умер-то? Получается, тридцать девять лет.
− Очень тяжёлая работа. Или что-то случилось, потому что тяжело дышать…
− Так там, может быть, и на производстве какие-нибудь испарения, соли, ещё что-то…
− Наверное.
− И лёгкие, как бочонок, грудь, раздутая во все стороны. Расскажи мне о своей смерти, Джон.
− Вообще что-то на заводе случилось. Потому что я вижу себя в спецовке, я лежу в цеху, и женщина надо мной плачет.
− Жена?
− Да. Но я не мёртвый, я дышу, но тяжело…
− А давай в утро этого дня, когда ты пришёл на работу. Что там случилось, посмотри.
− Какая-то авария, какой-то взрыв был, какой-то котёл взорвался. Всё-таки там металл был.
− Тебя обожгло или просто взрывной волной куда-то кинуло?
− Скорее всего, взрывной волной и ранило в грудь, почему грудь болит?
− Болит − потому что там рана на физическом уровне или просто ушиб сильный?
− Ушиб, раны нет.
− То есть, там рёбра сломались.
− Сильно болит грудь!
− Может, грудина сломалась.
− И там ещё есть люди, лежат…
− Тоже также?
− Да.
− Ну они ещё живы?
− Не знаю.
− Тебе уже не до них. Скажи, пожалуйста, тебе удалось выжить в этой аварии?
− Нет.
− Опиши мне свою смерть.
− Смерть на больничной койке.
− То есть тебя перевезли всё-таки, смогли довезти до больнички?
− Да, но почему-то всё такое невзрачное вокруг…
− А что ты хотела, в тысяча семисотые годы, начало тысяча восьмисотых. Жена рядом?
− Да, рядом. Сидит, плачет, за руку держит.
− Она понимает, что ты уходишь уже?
− Да, и что ей одной, дети маленькие ещё…
− И ты это тоже понимаешь. Как ты умираешь? Вот смотри, у тебя где-то что-то болит, я так понимаю? Там могли лёгкие болеть, и рёбра, если сломалось что-то там, мог быть пневмоторекс, поэтому не хватает дыхания, потому что лёгкие плохо работают, не растягиваются. Найди момент, когда ты перестаёшь чувствовать неприятные ощущения в теле, когда перестаёшь его ощущать, когда становится спокойно и тихо. Найди этот момент, своей смерти. Получилось?
− Да.
− Ну рассказывай.
− Хорошо…
− Что хорошо?
− Мне хорошо!
− Во-первых, откуда ушла Душа, из какой части тела она вышла? Из груди, из головы?
− Из груди откуда-то…
− Хорошо. Форма и цвет того, что вышло из тела, Души твоей?
− Она какая-то двухцветная.
− Как понять – «двухцветная» − «инь» и «ян»?
− Жёлто-голубая.
− Ну не смешанные или переливается то тем, то другим?
− Переливается. Как перламутр.
− Отлично. Опиши мне, пожалуйста, тело Джона, которое ты только что оставил, какое оно? Крепкое?
− Да, высокий, крепкий мужчина, ну я бы не сказала, что суховатый, какие-то серые штаны и почему-то рубашка и всё равно куртка. Значит, все-таки привезли в больницу в куртке. Волос светлый, с сединой, но светлый, русый.
− Глаза открыты, закрыты?
− Закрыты.
− Выражение лица?
− Спокойное.
− Хорошо. Вот сейчас, когда ты только что умер, ты отлично знаешь, сможет жена твоя поднять детей, или всё, что ты делал, старался для семьи, для детей − прахом пойдёт?
− Нет, всё будет хорошо!
− То есть, ты хорошую основу заложил?
− Да, мне кажется, она выйдет замуж ещё раз и всё у неё сложится.
− Ну это же нормально, или ты стоишь там сейчас: «ну только попробуй!».
− Нет.
− Хорошо. Скажи, пожалуйста, а давай вернёмся в воронью жизнь. Мы увидели, что погиб твой ворон, а ты как умерла?
− Меня застрелили, из воздушки.
− Просто так?
− Да.
− Ты не обратила внимание, потому что они же мудрые очень, вороны, и с такой палкой − это уже опасно? Или ты положилась, что не дойдёт до тебя?
− Я её и не видела.
− А куда попала пуля?
− Снизу так.
− Где живот?
− Да.
− Вот там, где попала пуля, у Н. есть какое-нибудь пятнышко, родинка, шрамик, болячки?
− У меня весь живот разрезанный, я не знаю.
− А до того, как разрезали весь живот? Или живот разрезали потому, что там что-то болеть начало, как после вороньей смерти?
− Не знаю, ничего у меня, по-моему, на теле нету.
− Хорошо. Вот смотри, ты умерла, ворона, а помнишь, ты мне говорила, когда вы встретились, аж до вибраций приятно, когда встретились с вороном? Пригласи сейчас своего ворона, с которым вы прожили столько много лет. Пришёл он? Которого и ты любила, и он тебя любил. Пришёл?
− Да!
− Вот сейчас скажи всё, что ты не успела договорить, ты, ворона, с ним. Потому что он так у тебя и сидит недосказанный, заверши гештальт. Скажи, что ты не успела сказать, потому что вдруг его нашли на помойке. Убил его кто-нибудь, наверное, тоже? И помнишь, ты говорила, что «аж до дрожи», эта любовь, такое приятное ощущение, вибрация. Я сейчас прошу тебя, пожалуйста, будь добра − всю ту любовь, которую он давал тебе − верни ему, всю ту любовь, которую ты давала ему − забери себе. Это не значит, что вы будете друг друга не любить, ненавидеть − нет, вы будете любить друг друга всё так же, просто каждый из вас будет цельный. Понятно?
− Да.
− Делай. Не бойся, если вдруг что-то тебе не понравится − мы всё вернём на круги своя, но обычно никто не возвращает, потому что становится лучше. Получилось?
− Да.
− Всё отдавай, не оставляй себе ни капельки, и всё забирай. Получилось, полегчало? А теперь поехали в тело Джона. Помнишь, ты говоришь, бело-голубой переливчатый, как перламутр? Вот сейчас, когда ты только что оставила тело Джона, Душа, которое спокойно осталось, нету ужаса, нету страха, просто осталось − твоё отношение к нему?
− Жалко.
− Ну если жалко − вернись, помоги ему дожить.
− А зачем?
− Ну откуда я знаю, если жалко! Или уже не получается возвращаться?
− Не то, что не получается, просто такая жизнь, как у него…
− Он же не понимал, что можно жить как богатый.
− Понимал, ну не как богатый. У них были хорошие отношения с женой, но любви не было…
− Ну так что, вас там насильно женили?
− Нет.
− Глубины отношений не было?
− Не было, как у вороны с ворОном!
− У вороны с ворОном было?
− Да, а у них не было.
− А что тут не сделал Джон?
− Он просто не умеет любить…
− Помнишь ворону?
− Да.
− Что здесь Джон не доделывал, чему не доверял в своей семье? Потому что у тебя есть опыт вороны! Хотя ворона была позже, но сейчас ты знаешь опыт вороны и опыт Джона, что он не доделывал, что он не умел делать?
− Он не умел любить, он не знал, что такое любовь…
− То есть, что такое секс − он знал, а что такое всё время отдавать Душу свою − это не знал?
− Да. И жена его. Ну жена, похоже, его любила. А он не знал, что такое любовь. Нужна семья, – пришёл возраст, женился, нарожали детей, работал, обеспечивал семью, а что такое любовь он не знал. И поэтому возвращаться ему…
− И не надо? Может, ещё и успеет исправить?
− Нету надежды на это, не хочет!
− Если не хочешь — значит, не хочешь. Хорошо. Вот смотри, сейчас, когда только что Джон оставил своё тело, будь добр, кого бы ты хотел пригласить по жизни Джона? Жену пригласишь, или нужно родителей или детей пригласить?
− С какой целью?
− Завершить гештальты. Тебе же сейчас не очень удобно, что не любил. Получается, ты здесь недодавал?
− Ну да…
− Сказать об этом жене, извиниться.
− Нет.
− Не надо? Хорошо. С детьми всё нормально?
− Тоже нет.
− Они сильно маленькие, когда ты их оставил?
− Четырнадцать и двенадцать.
− Ну это уже не мало. Пацаны?
− Да.
− Хорошо. А вот по жизни Н. нужно с кем-то завершить гештальты? Хоть с живыми, хоть с мёртвыми, всё равно, потому что для Души нет понятия “мёртвый”. Если нужно − приглашай, завершай. Если нужна будет моя помощь, что-то непонятно − скажешь.
− Как завершать?
− Кого ты сейчас будешь приглашать?
− Ну я знаю, кого…
− Хорошо, вот пригласила, пришёл этот человек, которого ты пригласила? Скажи всё, только про себя, что не успела сказать, что боялась сказать, что не думала, что так можно сделать. Вот сейчас заверши все эти гештальты, чтобы и тебе было всё спокойно, ясно и понятно и тому, кого ты пригласила. Получилось?
− Я не знаю, насколько получилось.
− Сказала всё, что боялась?
− Ну я не боялась, но сказала, да…