Фрагмент сеанса регрессии П.С. Гынгазова
«Жизнеописание греческого патриция АМВРОСИЯ; жизнеописание ПИТЕРА – воина простолюдина»
В этом сеансе регрессолог находит причины тяжести в душе, отсутствия радости и безысходности в ощущениях жизни, скрытых страхах … Проживание смерти и метаморфоз за ее гранью, несущие важные осознания.
*************
-Мне кажется, что я вижу геометрический узор на стене.
-Что это, геометрические узоры были в Древней Греции и в Египте, посмотрите и сориентируйтесь, что это, где Вы.
-Это стена, о! Это древний мир, я вижу здесь человека в хитоне. Я в римской бане.
-Кто Вы там, Вы стоите, сидите, Вы расслаблены или напряжены, или Вы прислуживаете своему господину?
-Нет, я лежу, расслабился.
-Расслабился, или расслабилась?
-Расслабился, (я уже проверила!) Лежу замотанный в белую простыню, босой. Лежу себе, да и лежу, приятно, отдыхаю. Рядом бассейн. Голубенькая плитка. Помещение невысокое, закрытое, на полу плитка, похожа на нашу керамическую плитку. Выхожу из бани. Очень яркое солнце, очень яркий день.
-Вы замотаны в простыню?
-Нет, это не простыня, это одежда какая-то банная.
-Одежда сухая, или влажная, Вы уже мылись? Сколько Вам лет?
-Я ощущаю себя немолодым мужчиной, крепким, голова седая с лысинкой.
-А на пальцах есть что-нибудь?
-Чувствую руку, большая рука, немного полноватая, на пальцах есть кольца с крупными камнями, (по мне теперешней), грубоватые.
-Вы богаты?
-Да.
-У Вас есть друзья, или посещение бань – это правила хорошего тона в Ваше время?
-Основное отличие моего тела от моего настоящего, это осанистость, значительность, очень важная походка. Мне около шестидесяти, я так себя ощущаю по осанистости и грузности. Это небольшая баня, может она моя?
-Опишите мне интерьер, бассейн глубокий?
- Нет, не глубокий. Здесь сижу я, теперь голый. Ко мне подходит девушка, в легкой накидке. Она приносит на подносике керамический сосуд, называет меня господином. В кувшине очень лёгкое красное вино.
-Как должно разбавляться красное вино?
-Не знаю, но вино приятное, очень слабое. Вкус не похож на наши вина. Я встаю, эта девушка промокает меня какой-то тканью.
-У Вас нет раздражения сейчас?
-У меня ощущение старого, брюзгливого человека, который сейчас доволен.
-Вам сложно угодить?
-Думаю, да, но все угождают.
-Как дальше продолжается Ваш день?
-Я вышел из бани, это сад, эта девушка идёт за мной следом. Очень яркое солнце, немного деревьев, большое пространство. Это похоже на лужайку террасами, вдали деревья. Тропинка, я иду направо в каких-то сандалиях.
-Звуки какие-нибудь есть?
-Слышно голоса где-то вдалеке. Жизнь есть кругом. Мимо проходят люди, мне кланяются, быстро проходят. На мне белые развивающиеся одежды.
-Продолжаем. Бельё-то нижнее есть, или одежда одета на голое тело?
-Не чувствую, похоже, таких деталей одежды на мне нет.
-Вы на государственной службе, или ваше предназначение – просто быть богатым хозяином? Что у Вас за дом?
-Я как раз вхожу в дом, он каменный, он в саду. Вхожу, здесь что-то вроде столовой – большой стол, вокруг что-то вроде табуретов, шкафов нет. Стены белые с каким-то золотистым орнаментом. Стоят какие-то подставки, на одной стоит ваза, на ней рисунок. Сама ваза чёрная, каменная, рисунок – светлый, геометрический. Ваза красивая, совершенно классической формы. На столе фрукты. Виноград, я отщипываю и ем по одной ягоде, они синие. Приходит мужчина молодой в короткой одежде. На плече одежда перетянута жёлтой металлической пряжкой. Это мой слуга, он приносит еду – птица. Я ем, она зажаренная на вертеле.
-Вкусно?
-Да, очень. Запиваю опять красным вином, оно очень разбавленное, в голову не ударяет.
-Почему замолчали?
-Я почему-то, как-то мимоходом ударил этого слугу, у меня вдруг испортилось настроение, я ударил его рукой – «Пошёл вон!». Он спрашивает, что мне нужно, он напуган, сжался весь, втянул голову в плечи и ушёл.
-Птицу ели руками?
-Да, уже съел.
-Что дальше с Вами происходит?
-Я прогуливаюсь по саду, здесь птички летают. Спускаюсь вниз, с этой стороны дома холмистая местность. Я по тропинке спускаюсь вниз, гуляю.
-Вы римлянин, или грек?
-Я, наверное, грек, потому что имя мне пришло греческое.
-Какое?
-Амвросий. Я гуляю, слушаю птиц, все краски очень яркие, под ногами поскрипывают камешки. Сейчас лето и нет больших дел.
-А они бывают, большие дела, Амвросий?
-У меня есть сын, он занимается делами, делами в отношении города, он входит в управление, совет, но я им руковожу. Он должен приходить ко мне и рассказывать, как он себя вёл, какие принимал решения.
Завтра должен быть совет, я поэтому и раздражён. Будет решаться вопрос о квоте виноделия.
-У Вас большие виноградники и Вы в этом заинтересованы, Вы ждёте сына с отчётом?
-Да, я думаю, что решение будет не в мою пользу, я рано ушёл от дел и передал дела сыну.
-А какое имя у сына?
-Смешно, но имя похоже на Амфибрахий, но я знаю, что амфибрахий – это стихотворный размер. Вчера мы с ним обсуждали этот вопрос.
-Ваш сын умный?
-Он горячий, он не умеет правильно простроить тактику, выжидать. Люди в совете пожилые, они не доверяют молодёжи.
-А сыну лет сорок?
-Нет, ему около тридцати, он действительно молодой.
-А ещё дети есть, жена жива?
-Жена жива, она тоже не молодая. Достаточно угрюмая старуха с большим чувством собственной значимости, тяжёлый характер. За годы совместной жизни мы стали партнёрами, но друг к другу холодны.
-А Вы можете каким-то образом реализовать своё невостребованное чувство любви с другими женщинами, позволено ли это в Вашем кругу?
-Да, есть какие-то девочки. Но это не задевает меня внутри, сейчас у меня эта потребность снизилась в физическом плане, в связи с возрастом.
-Вам удалось уснуть от таких переживаний.
-Мы говорили вечером с сыном, я сплю беспокойно. У меня очень жёсткая кровать. Я думаю, что этот вопрос решится не в мою пользу. Всё уже решено, и у меня нет надежды, что послушают сына. Люди, решающие этот вопрос, действуют в своих интересах, а я не могу туда прийти, потому что уже делегировал сына. Сейчас я жалею, что делегировал его, и не смогу своим политическим весом повлиять на ситуацию в выгодном мне свете. Я веду переговоры в частном порядке. Я сижу с другим стариком, убеждаю его, что это в наших интересах быть вместе. Он тоже землевладелец, у него тоже виноградники. Речь идёт о налогах, отчислениях государству. Мой собеседник ещё и государственный служащий, он заинтересован в этих отчислениях и не принимает мою позицию. Я недоволен, этот разговор не убедил меня, хотя внешне всё пристойно, мы не спорим, не повышаем голоса, но внутреннее недовольство нарастает.
Сын возвращается, приходит с собрания. Можно считать, что решение половинчатое. Налог увеличили, наполовину от предварительно оговариваемого. Я удовлетворён, у меня ощущение, что и сын молодец и моя беседа не прошла бесследно.
-Хорошо, как дальше развиваются события?
-Я спрашиваю сына, как дела? Он рассказывает, что выступал он и мой гость. Сын весел, молод, горд и доволен собой! Но, в то же время всё равно я погружён в себя и недоволен, что рано отдал сыну это место.
-Почему, что заставило Вас сделать это?
-Я заболел, и жена и сын пришли ко мне. Я лежу, а они мне говорят, что нельзя оставлять без воздействия совет, надо на нём присутствовать постоянно, нельзя упускать время. Они просят меня, чтоб я делегировал в совет сына.
Да, я заболел и эта тяжесть ещё и от нездоровья. Болят колени, все крупные суставы, несварение желудка, слабость. Суставы болят, но не деформированы. Болит поясница. И сейчас, когда мне легче, меня раздражает моё бездействие. Но есть удовлетворение, что небольшой победы я добился! И ещё мне не даёт радоваться мысль, что это сделал не я, а мой сын.
-Трудный у Вас характер!
-Да, плохой. Слугам часто достаётся. Сейчас мальчик делает мне массаж ног и получает подзатыльник! Я почему-то, когда они уходят, всех так провожаю, вместо благодарности.
-С кем живёт сын?
-У него отдельный дом, но на моей земле.
-У него есть семья?
-У него есть жена, дочь маленькая.
-Любите её, или только себя?
-Она не близка мне, я не воспринимаю её ребёнком, не люблю, как любил сына в детстве. Когда её ко мне приводят, с большим почтением, она весёлая, я её балую, но внутренне меня это не задевает, хотя это приятно.
-Что за чувства у Вас к сыну?
-К сыну сложные чувства сейчас, это соперник и не всегда радивый ученик, но я понимаю, что он стремиться делать всё сам и самостоятельно, я понимаю, что так и должно быть, но я привык, что он всегда выполнял мою волю. Соперничество и придирчивость к сыну начались после того, как я делегировал его в собрание. Раньше мне импонировала его самостоятельность и рассудительность. У меня хорошее отношение к его жене, она не включена в это соперничество, доброе и светлое отношение к ней.
-Как её зовут?
-Что-то типа Аниса.
-А имена других родственников?
-Жена – Фессия, внучка – Текла.
-Как долго Вы прожили, довольны ли Вы своим сыном?
-Я всегда понимал умом, что он правильно поступает, а раздражение было на собственное бессилие
-Есть у Вас библиотека, читаете книги?
-Первое, что пришло на ум – это книга счетов!
-А философские, художественные книги?
-В молодости я читал жизнеописания, там были и Цезарь и другие.
-Какой это год? Какое у вас летоисчисление?
-Как только Вы мне задали вопрос, мне пришло – шестьсот тридцать первый, а какое летоисчисление – не знаю. Я не чтец, к старости я не читаю, у меня плохие глаза, я дряхлый старик. У меня что-то с глазами, веки как будто вывернуты, гноятся, болят.
-А лечат их как-нибудь.
-Похоже, прижигают раны на веках.
-Больно? Вы дёргаете сейчас, здесь ногами.
-Да, и веками я тоже дёргаю. По ночам у меня всё больше болят кости, жена ещё жива, мы оба костлявые
-К старости ваши взаимоотношения с женой изменились? Вы говорили, что были просто партнёрами. Вы были честными партнёрами друг для друга, или каждый преследовал только свою выгоду?
-Нет, наши отношения – общесемейный идеал, центр семьи – сын, но он со всеми вопросами и проблемами чаще обращается к матери, её советам, потому что я больше экзаменатор, а она – помощник. Она очень строга и жестка к людям, но к сыну она добра, с ним она ведёт себя по-другому.
-А у вас были ещё дети?
-Был маленький ребёнок, но он умер в детстве. Это была девочка. Тогда и жене было очень плохо.
-То есть стоял вопрос, кого спасать в родах?
-Нет, ребёнок родился живым, но она очень долго рожала, была слабость, после родов очень долго болела, а девочка умерла через два – три дня, она родилась очень слабой.
-Хорошо, Амвросий, помните, Вы сказали, что мы теперь как два скелета ходим по дому, сильно к старости исхудавшие? По ночам стали болеть кости, сон плохой и по ночам Вы вновь и вновь перепроживаете свою жизнь, вспоминая наиболее запомнившиеся эпизоды. Расскажите мне о них, и о счастливых, и о несчастливых.
-Смерть девочки, я часто её вспоминаю. Вспоминается моя очень активная политическая жизнь, мне всегда доставляли наслаждение мои выступления с трибуны. Вот поэтому я с такой тревогой отношусь к выступлениям сына. Ощущение собственной силы и телесной и умственной, и воля, которая может воздействовать на аудиторию. Мне всегда нравились выступления перед сенатом, и мне часто это вспоминается. Но ещё мне нравилась подготовительная работа перед выступлением, во время подготовки вопроса, предварительные дебаты, переговоры, мой государственный ум. Общение с уважаемыми людьми, да и сам я уважаемый человек, всё это приносило мне чувство значимости, уверенности, власти.
-А духовность, есть она в обществе, в Вас?
-Я не религиозный человек, я прагматик. И я не вижу, чтобы участвовал в каких-либо культовых обрядах.
-А вот когда впервые сын выступал в сенате по поводу виноградников, Вы обращались за помощью к каким-либо богам, ходили молиться в храм?
-Я обращался к богам, но это было у себя дома, это был внутренний разговор, молитва, это не было в храме.
-К какому богу Вы обращались?
-Я не знаю сейчас. Я живу в этом мире и я не склонен к мистическим переживаниям.
-Как заканчивается Ваша жизнь, расскажите, как Вы умираете, кто умирает раньше – вы или супруга?
-Я. Сейчас передо мной картинка такая: она стоит и разглядывает меня спокойно, пытаясь определить, жив я или нет. Во время перехода есть ощущение более лёгкого выхода и освобождение.
-Пройдите, пожалуйста, свою смерть, когда это случилось?
-Это переживается как освобождение, потому что сильно болели суставы, особенно колени. Приходили врачи, лечили – накладывая компрессы. Но это мало помогало.
-Боялись смерти?
-Нет. Очень сильная боль, и слабость, и нехорошо. Ощущение такое, что нажился, и тяжело, и плохо, брюзгливость, доведённая до предела, нет радости в жизни, суета кругом. Примочки, служанки бегают с какими-то сосудами. Либо это сумерки – окна завешаны, – но люди бодрствуют. Я всё время сижу, весь скукоженный, маленький, сижу в такой позе, это немного помогает притупить ощущение боли. Когда я выхожу из тела, боль отпускает, и я вижу, как тело расслабляется.
-В миг выхода из тела, какой свет Вас встречает?
-Было очень много цветов, сначала очень голубой, потом просто светлый, это как-то сразу увеличение яркости свечения.
-Когда Вы вышли из тела, Амвросий, вы посмотрели на него?
-Да. Старческое тело, глаза открыты, старуха закрывает мне их.
-Началась суматоха?
-Пока суета. Жена была всё это время рядом, она расстраивается, но не кричит. У неё сильные чувства. Я ухожу от тела.
-Опишите мне место, куда Вы уходите, свои эмоции, какие они?
-Если сравнивать, – непосредственно после смерти ощущение освобождения, радости, может, потому, что последнее время жизни было трудно, мучительно и больно. И вот этот мгновенный выход – это сразу освобождение и радость.
-Где Вы сейчас?
-Я в движении, я чувствую, что я как капсула, несущаяся с огромной скоростью. Напоминает большую пулю, разреженную и в основании она просвечивает в большей степени, в середине она полностью прозрачна, вверху светящаяся. Очень быстрое движение, похожа на ракету. Я какой-то многослойный в этом прозрачном, тёмном пространстве. Вокруг какие-то сферы.
-Это как кокон?
-Нет, это как воронки, несколько штук, вставленных одна в другую, прозрачные, и в их прозрачности неуловимо ощущаются и узнаются границы.
-Почему такой интересный образ? Это как многоступенчатая ракета, ступени которой остаются в пространствах разных цветов?
-Интересно. Дело в том, что сначала была одна, а сейчас их три и последняя как бы насыщена, более материальная, телесная,- белая. Сейчас вокруг тёмное прозрачное пространство и эта светлая часть моих «воронок» ощущается здесь, как инородное тело, она как бы прилепилась сзади.
-Это мешает двигаться дальше?
-Я начинаю движение дальше, пространство сейчас сконцентрировано по насыщенности в центре, я иду туда, а белой части воронки уже нет. Моя структура сейчас тоже вся другая.
-Какая сейчас?
-Она из устремлённых потоков, с тем же направлением движения. Сейчас я нахожусь в каком-то центре, который более насыщен.
-Приятно там быть, или это просто работа Души?
-Скорее второе.
-Есть ощущение, что пространство проводит с Вами какую-то работу?
-Сверху пространства появляется какой-то грязно-золотистый цвет. Вот сейчас ощущение, что материальность – это грубое, это должно быть разрежено. Я ощущаю себя как энергетическое нечто, которое очень активно сейчас, и я действую. Таким образом, я ухожу оттуда, сюда пришло что-то материальное.
-Куда Вы уходите?
-Здесь ощущение огромного пространства, бесконечного. Эта материальность, которую я не могу понять и определить, она устремляется за мной, я думаю, она действует другим способом.
-Спросите у пространства, что это такое и как можно бороться с этим преследованием!
-Страхи. Они пугают меня, поглощая мою энергию.
-Стоят эти страхи Вашего внимания?
-Я думаю, что был путь, появились страхи, я выбрал бегство от них, вроде и быстро бегу, даже весело. Ощущение, что бежать есть куда – пространство огромное, но сразу навалилась тяжесть, у меня появилось решение, что нужно остановиться. И сразу от меня на них пошла энергия, которая аннигилировала все страхи!
-Посмотрите, они же мешали Вам в течение всей жизни. Они же не давали Вам жить и любить, они не давали Вам быть свободным, Амвросий.
-Да…
-Посмотрите, стоили они того, чтоб на них так много тратить энергии во время жизни в теле Амвросия.
-Их значимость пропорциональна нашим страхам, и я создаю их сам. Страх – это проблема, которая растёт, когда от неё отворачиваешься! А когда повернуться к нему, посмотреть на свой страх, разобраться в нём, он аннигилируется!
-Запомните это ощущение, эту свою возможность.
-Всё, я решила эту проблему. Мне хорошо, теперь у меня форма прозрачного шара.
-Как долго Вы находитесь в этом пространстве, что Вас заставляет вновь воплощаться? Найдите тот момент, когда Вы приходите к решению, что нужно опять воплощаться.
-Мне сейчас видятся картинки: плуг, человек, который идёт за ним, очень тяжелая работа, в этой картине я вижу усталость и напряжение этого человека. Я думаю, может быть, эта картина мне пришла оттого, что в прожитой жизни я был богатым и не обременённым физической работой человеком, любящим только себя?
Такое ощущение, что в пространстве я в центре, а после я смещаюсь к краю, появляется интерес к этому миру снова.
-Как Вы попадаете в феноменальный, физический мир?
-Я как бы посещаю этот мир, наблюдаю сверху.
О‑о-о замок, похож на английский или французский. Я спускаюсь, это двор. Я вселяюсь в новорожденного, которого рожает служанка этого замка.
-Вернитесь по жизни этой женщины назад, когда Вы впервые увидели её.
-Это праздник, интересные у них дудки, они присоединены к каким-то мешкам, люди пляшут, я рассматриваю и сверху, и близко, я слежу за этой девушкой, она танцует со всеми, веселье, они пьют из бутылок.
-Почему Вы выбрали эту девушку, кто за ней ухаживает?
-Есть ухажёр, он конюх. У них любовь. Я полетел
-Куда, в девушку?
-Нет, я пока просто летаю вокруг.
-Девушка, наверняка и не предполагает, что сейчас забеременеет.
-Может это я провоцирую.
-Беременность?
-Темно, веселье заканчивается. Несколько человек расстелили на полу тряпку, разложили свой скарб и едят.
-И девушка, и конюх тут?
-Да. Они закусывают и пьют. Они уходят. Это средневековье, на ней чепчик и длинная юбка с передником, а на нём совершенно простой костюм. Они уходят вместе в сарай. Я думаю, что это у них не первый раз.
-В кого Вы вселяетесь во время этого процесса, в сперматозоид, или яйцеклетку?
-Это в теле женщины, но я вселяюсь не в яйцеклетку, а в сперматозоид.
-То есть, Вы куда-то быстро двигаетесь? Есть ощущение, что Вы торопитесь, видна ли Вам цель движения?
-Есть ощущение, которое трудно описать – это движение, которое связано не только со мной, а и вокруг меня, я включён в это движение. Сначала это дано, как нечто энергетическое, это всё движение энергии, как струйки дыма, но все целенаправленные, я не вижу конечной цели, всё просто движется, движется, движется… Сейчас, после энергетической картины это всё материализовалось и я внутри этого пространства. Образ такой: у меня полукруглое основание, достаточно эластичное. А дальше я встречаю, это рок, фатум. Это что-то округлое.
-Как вы объединяетесь?
-Я не пойму, как это произошло, мы соединились и такое чувство, что я есть всё.
-Какие звуки вокруг Вы слышите, как встречает Вас организм матери?
-Здесь уютно, вижу, как какие-то шарики увеличиваются, растут. Мне слышны звуки из внешнего мира. Домашних животных, они кукарекают, мычат.
-Мама знает о Вашем существовании, она любит Вас, отец, как он отнёсся к Вам?
-Они уже знают обо мне и у них уже есть ко мне отношение.
-У них есть к Вам любовь? Вы мальчик или девочка?
-Мальчик. Сейчас все ощущения радостные, она, когда гладит живот – счастлива. Хотя иногда испытывает чуть-чуть страх – я первый ребёнок.
-Часто ли Вам досаждает Ваш отец?
-Да, достаточно часто, я прощаю ему это, потому что это очень приятная эмоциональная волна!
-Отец конюх, а мама кем работает?
-Она служанка, служит в этом замке, на кухне. Она приходит сюда, к отцу, берёт яйца, относит на кухню. У них небольшая комнатка. Они говорят обо мне, он гладит живот, он слушает меня. Мне приятно, есть общее желание у нас троих – дольше ощущать эту гармонию.
-Как происходят роды?
-Становится тесно, голова изменяет угол наклона. Чувствую волнение мамы. У меня ощущение, что это не зависит от меня, что я просто начал двигаться. Мама лежит на полу, это произошло неожиданно, во время её обычной повседневной работы.
-У Вас есть страх перед родами, угроза Вашей жизни?
-Физическая трудность, ощущение комфорта кончилось. У меня сейчас ощущение усиливающейся темноты, появление страха и давления на голову, как обруч, на плечи. Тяжело, но ощущения умирания – нет. Это не долго, я вижу свет, попадаю в женские мягкие руки.
-Холодно вокруг?
-Нет. Меня переносят, окупывают в тёплой воде, заворачивают в достаточно грубую для кожи ткань. Показывают матери, она рада.
-А отец?
-Его нет поблизости, он где-то на работе, ему сообщат. Когда показывали маме, я больше чувствовал её силу, а не свою. Она ещё лежит, но ей надо идти. Я сплю не с ней вместе. Я чувствую, как сосу грудь, приятно. А потом сыро!
Прошло время, отец держит меня на руках, у него руки грубые, но он любит меня. Сейчас он укачивает меня.
-Вам уютно с родителями, чувствуете их любовь?
-Да. Всего хватает, я сыт, сухой, меня любят!
-Вам удаётся вырасти, или Вы умираете рано?
-Сейчас я почувствовал себя мальчиком, толстеньким, потом крупным юношей.
-Родители ещё живы?
-Да, я стал солдатом. Идёт война какая-то. Мы принадлежим графу, у него много земель и деревень. Мне слышится Саксония, имя графа не разберу, в нём шипящие и свистящие звуки.
-У Вас есть брат или сёстра?
-Да, и не один. Они так и работают у графа.
-Вам удаётся пережить эту войну, дожить до старости, и если да, то опишите мне наиболее значимые этапы жизни.
-Сейчас у меня ощущение дружеского, юношеско–мальчишеского отношения с ребятами, но ещё нет любовных переживаний. Источник радости у меня сейчас – общение с друзьями. У меня есть ощущение ранения.
-Найдите его, опишите, пожалуйста.
-Это пуля, ранение в руку и плечо. Страшно больно, жарко, меня везут на телеге. Привозят недалеко от моего жилья, просто в этот замок, у меня имя Питер, меня узнают, сообщают родителям, мне лет шестнадцать – семнадцать. Сестрёнка за мной ухаживает, ей лет четырнадцать. Ещё маленькие девочки кругом – сёстры.
-Функция руки сохранилась?
-Она долго болела, да и сейчас болит, но действует. Ранение заставило меня быстро повзрослеть. Я остался солдатом и продолжаю участвовать в военных действиях. Мы несём службу по охране порядка в этом замке, какие-то полицейские функции.
-Сколько Вам сейчас лет?
-Двадцать пять.
-Есть ли у Вас семья, девушка, возлюбленная?
-Это другой образ жизни. Это и свобода, это и военная дисциплина. Семьи нет, посещаю публичные дома.
-Эта свобода даёт Вам всё-таки создать семью, или Вы так и остаётесь одиноким?
-Мои родители ещё живы, но всё-таки внешний человек в семье, я гость в семье, я прихожу сюда. Сестрёнка вышла замуж, сейчас ждёт ребёнка.
-Это трогает Вас, волнует?
-Да, я хожу к ней, потому что я люблю её. У меня нет сожаления, что я не обзавёлся семьёй. У меня есть девушка, мы встречаемся с ней, она из другого городка. Она приходит ко мне, но тайно. Я думаю, что буду с ней жить. Ощущение усталости от жизни.
-Почему, ведь Вам только двадцать пять?
-Жизнь в родительской семье – это светлое, правильное, хорошее. Женщина, которая приходит, – это что-то невыразительное, здесь можно реализовывать только свои плотские потребности. В этих отношениях нет яркости, нет семейственности. Здесь нет глубоких чувств, привязанности.
Я ещё не могу, как следует понять, но есть ощущение, что у меня просто погасшая душа, у меня нет в ней «лампочки». Мне двадцать пять, но я устал от жизни, нет сил на сильные чувства для семьи. Родительская семья видится как что-то светлое, где всегда можно отдохнуть, набраться сил, а здесь, в казармах, все отношения построены на мимолётных радостях.
-Вы не можете уйти с военной службы?
-Да, это моя профессия. Нет ощущения устойчивости, и семья не создаётся. Социального запрета на создание семьи нет, но условия не позволяют мне создать её по образу родительской семьи.
-Питер, Вы расстаётесь со своей женщиной?
-Нет, она приходит, мы встречаемся, но ощущения дома – нет.
-Так на всю оставшуюся жизнь Вы и остаётесь один, или погибаете в одном из боёв?
-В конце концов, мы живём вместе, и я вижу, что она беременна, и всё равно это ощущение от неё, что это человек-тень, она вся какая-то поникшая, незаметная. Нет радости и счастья любви.
-А ребёнка Вы любите?
-Да, по всей видимости, это более-менее проявленное чувство, которое есть здесь.
-А к матери, женщине, которая носит этого ребёнка, у Вас к ней чувство пренебрежения?
-И к ней, и к себе, я бы так сказал.
-Вы как-то оформили свои отношения, была ли у вас свадьба?
-Венчание было, но свадьбы – нет. Священник прочитал молитву, Она уже была беременна в это время. У неё нет родителей, они рано умерли, и она рано осталась одна. Она бедная, мы богаче.
-Может, эти чувства к ней из-за разницы социальных слоёв?
-Да, не могу поступить подло.
-Кто родился у Вас?
-Девочка. Назвали Кэт.
-А имя жены?
-Мари. Я всё-таки больше полицейский, чем солдат, но может, это тогда совмещалось. Мой дом здесь, где живут отдельные семьи военных. Это большой дом с отдельными клетушками.
-Были ли ещё у Вас дети, Вам удаётся дожить до естественной смерти, или она насильственна?
-Я погибаю в бою, но это не война, это какой-то бунт, меня убивают вскоре после рождения дочери.
-Вам так и не удалось достичь той гармонии в душе и в семье, которая была в родительской семье?
-Нет, они были другие люди, они любили друг друга, они были открытыми людьми.
-Опишите, пожалуйста, мне свою смерть, был ли страх?
-Это опять пулевое ранение, пуля попала в грудь. Я падаю, здесь драка, они бегут, наступают на меня, меня растаптывают.
-Ощущение страха?
-Нет, боль, сильная боль. Я упал на живот, земля сырая, через меня бегут, наступают на плечо. Я чувствую, как из меня истекает кровь и жизнь.
-Кто-нибудь оказывает Вам помощь, или сейчас не до Вас?
-Уже кончился бой, меня находят, переворачивают – свои. Я вздрагиваю из-за боли. На это уходят мои последние силы. Я отделился от тела и медленно выходил из него, сейчас связь оборвалась. Смотрю на тело, оно перевёрнуто, лежит на спине.
-Опишите мне поподробнее только что оставленное тело.
-Я крупный, сухощавый, тёмные, сейчас раскосмаченные чёрные волосы, очень густые и невысокий лоб, тёмные брови, глаза с глубокими впадинами. Нос тонкий, хрящеватый, лицо очень рельефное, оно немного хищное и скорее некрасивое.
-Если в толпе встретится такое лицо, оно бросится в глаза?
-Да, оно яркое, чёрные волосы, рельефно вычерчено лицо.
-Сожаление по оставленному телу, жене, дочери есть сейчас у Вас?
-Я бы хотел попрощаться.
-Сделайте это. Жена уже знает, что Вы погибли?
-Нет. Она шьёт, а дочка, ей годика три-четыре, сидит внизу. Они спокойны, они не подозревают о моём присутствии.
-Вы уходите, улетаете оттуда, или Вы остаётесь дождаться их реакции на Вашу гибель?
-Моё тело привезли. У меня ужасная тоска и одиночество, это же я вижу у женщины.
-Скажите, пожалуйста, что заставило Вас вернуться к своей жене и ребёнку после Вашей смерти, что за вина? Что Вы не сделали из того предназначения, которое имели перед воплощением. Помните, перед тем, как воплотиться, Вы говорили, что Амвросием я всеми понукал, никого не любил. Вы смогли давать тепло и любовь своим близким, то есть, реализовать свой потенциал?
-Если в прошлой жизни я понукал, то сейчас я выбрал жизнь, где я не мог понукать, в любом случае, я по другую сторону баррикад. Почему я вернулся к жене? Было осознание того, что в теле Амвросия у меня было упоение властью, и я как бы реализовывал эмоциональную жизнь через это ощущение. А в теле Питера я внутренне несчастен и это моя внутренняя проблема, я не решил её, но, хотя бы в этой жизни она обнажилась. Если в прошлом воплощении любви нет, и не надо, то здесь я не даю её, и тоска, думаю, от этого.
-Сколько прошло времени, между этими воплощениями, столетия, тысячелетия?
-Тысячелетий быть не могло, то воплощение до нашей эры.
-Продолжаем. Вот сейчас тело Питера привезли, вы чувствуете ужасную тоску у жены, что Вы делаете дальше? Скажите, пожалуйста, то, что Вы увидели с её стороны тоску, Вы поняли, что для неё Вы были значимы?
-Да, и это ещё больше усугубило мою тоску. Но у меня нет желания вернуться в тело и что-то исправлять. Я прощаюсь с этим и ухожу.
-Освободились от этого? Вас больше не занимает жизнь Вашей дочери, жены?
-У меня ощущение, что сейчас есть тревоги, но я не пойму откуда. Я – Питер, я хочу проститься со своей родительской семьёй, я не оторван от той семьи.
-Может, Вы не давали тепла своей собственной семье, потому что боялись, что тогда родительская семья останется обездоленной?
-У меня ощущение, что там свет, гармония, там так, как надо!
-Стоп, стоп, очень интересную вещь Вы говорите: «там гармония, свет, а я не гармоничный, не светлый, а потому у меня ничего хорошего быть не может. Поэтому я не даю любовь, у меня не может быть ничего хорошего». То есть Вы даже не пробовали это сделать, Вы сразу сдались! Та светлая, сильная любовь в родительской семье, сильно Вас закрепощала? Вы поняли вопрос?
-Да. Она меня закрепощала!
-Кто из родителей закрепощал Вас больше, отец, или мать? С чьей стороны Вы не заметили агрессию под маской любви?
-Не знаю.
-Или я не прав в своих умозаключениях?
-В первом бою, когда я был полон юношеского пыла, после ранения меня привезли домой, сестры ухаживали за мной.
-Тут где-то Вы не анализируете, почему из нежных родительских взаимоотношений Вы сделали вывод, что Вам это недоступно. Всё равно с кем жить, хоть с куклой, хоть с собакой, хоть с табуреткой! Почему, Питер, Вы не увидели душу своей жены? Ведь она же переживает, когда вас привезли к порогу мёртвым. Как мне показалось, по Вашим ощущениям, она переживает не оттого, что осталась без кормильца, а что осталась без Вас – Питера, которого она, вообще-то, любила?
-Да.
-Что это такая слепая любовь к родительской семье, что Вы не смогли дать своей семье хоть частичку тепла?
-Я напряжённо думаю, но не могу увидеть чего-то, что бы пролило свет на такую ошибку в моей жизни.
-Почему светлая чистая семья, Вы несколько раз так сказали, у меня не может быть такой, почему? Почему такая заниженная самооценка?
-Но, когда я это говорила, было ощущение, что Душа погасла, а от чего, не пойму.
-Найдите Ваш слом, или это первое ранение, когда кто-то из близких Вам сказал какую-то неприятность? Скорее, это были отец, или мать, сёстры-то ухаживали за Вами.
-Я думаю, что моя жизнь – это одни войны, и военная служба – это всё безрадостно.
-Кто Вас надоумил пойти в солдаты?
-Так надо было!
-Почему не пошли в конюхи, в пастухи?
-Так мне сказал отец, так сказал граф, что меня должны отдать в солдаты. Я не отнёсся к этому плохо.
-До начала службы, много ли Вы помогали отцу?
-Я сразу понял, что прекрасно знал и любил работу отца, она не тяготила меня, мне нравилась эта работа. Мне приятен запах конюшни, приятны лошади!
-От кого Вы услышали первым, что нужно пойти в солдаты?
-От отца!
-Это и разбило всё в Вас? Именно это была потеря всего: детства, потеря всего, что Вы обозначили – «душа погасла»?
-Эмоциональный удар сильный, сейчас я чувствую, что это было для меня. Это расставание с этим миром, с этими животными. Между прочим, когда я был в утробе, первое, что я сказал – я слышу крики петухов! Может, этот мир настолько запечатлелся, когда отец сказал, я чистил лошадь.
-Для Вас это был страшный удар?
-По крайней мере, вся моя фигура об этом говорит. Он не кричит, это непреложный факт, решение сверху, я не могу здесь иметь другую точку зрения. Вот это было, но потом-то было ощущение радости, дружба с ребятами.
-Пока Вас не ранило, пока Вы думали, что это игра!
-Моё возвращение домой – это возвращение к этому миру, который я потерял.
-То есть, если называть вещи своими именами, это было предательство себя, своей сущности?
-Да, может быть.
-И за это Вы сами начали расплачиваться?
-Пусть мне будет хуже! Я не вижу ничего вокруг себя и не даю другим, в том числе и своим близким любви, тепла.
-Был ли тут какой-то другой выход? Я не имею в виду побега. Могу ли я сказать, что чувство поруганной гордости, чувство мести сыграли с Вами такую дурную шутку?
-Да, может быть эта дурная шутка и эти глубинные механизмы, когда я, попав в эту тяжёлую ситуацию, начал себя жалеть, этот мазохизм: «пусть мне будет хуже», Раз мир ко мне так плох, то я от него отгорожусь!
-Вот сейчас Вы осознали свою ошибку, это принесло Вам покой и умиротворение?
-Да, я легко ухожу в светлое пространство. Мне хорошо.
