Личные Границы

Фрагмент сеанса регрессии Павла Гынгазова

«Жизнь Гий­о­ма, XVIII век»

Это инте­рес­ный аспект рабо­ты бес­со­зна­тель­но­го, когда оно само выби­ра­ет для про­жи­ва­ния имен­но те жиз­ни, про­бле­мы кото­рых муча­ют нас сейчас!

Обыч­ная жизнь воен­но­го в 18 веке, но ее зада­чи пере­кли­ка­ют­ся с насто­я­щей. Сде­лан­ные осо­зна­ния помо­га­ют уви­деть регрес­сан­ту необ­хо­ди­мые изме­не­ния для гар­мо­ни­за­ции настоящего.

*************

- Ночь, без­об­лач­но, очень мно­го звёзд…
– Но это Зем­ное небо?
– Мне труд­но сори­ен­ти­ро­вать­ся, я пло­хо знаю рису­нок звёзд, но их очень много.
– Может быть, это небо нача­ла осени?
– Слы­шу шелест вет­ра, вижу упав­шие листья, это сентябрь…
– А дви­же­ния воз­ду­ха, каки­ми частя­ми тела Вы ощущаете?
– Лицо и голова.
– Так, зна­чит, они открыты?
– Да.
– Воло­сы длин­ные, короткие?
– Ско­рее, короткие.
– Про­чув­ствуй­те шею, руки…
– Созер­цаю. Не могу прочувствовать…
– Они сво­бод­ные или заня­тые, или Вы на них опираетесь?
– Ско­рее, сво­бод­ные, не ощу­щаю, что я на них опираюсь.
– Хоро­шо, Вы гово­ри­ли, что чув­ству­е­те дви­же­ние воз­ду­ха лицом и голо­вой, все осталь­ные части тела закрыты?
– Я ощу­щаю это лицом, голо­вой и ещё шеей.
– Может быть, ощу­ща­ют­ся какие-то резин­ки, рем­ни, лям­ки от одежды?
– Мне кажет­ся, что на мне кожа­ная одеж­да. Кожа­ные шта­ны, кожа­ная курт­ка. Внут­ри спокойно.
– А что Вы дела­е­те ночью, хоро­шо оде­тым на дороге?
– Откры­тое поле, сле­ва и сза­ди лес, из кото­ро­го доно­сят­ся пти­чьи голо­са, ночь… Мне, кажет­ся, что у меня чело­ве­че­ское тело.
– А какая у Вас обувь, или Вы босы?
– Какие-то ост­ро­ко­неч­ные не то туфли, не то сапоги.
– Тело, кото­рое Вы ощу­ща­е­те, круп­нее или мель­че, чем-то в кото­рое у Вас сейчас
есть?
– Круп­нее. Руки закры­ты, навер­ное, пер­чат­ки, я не ощу­щаю ими дви­же­ния воз­ду­ха. Воз­раст бли­зок к мое­му совре­мен­но­му. Спра­ва какая-то боль­шая камен­ная кре­пость или форт…
– Как даль­ше раз­ви­ва­ет­ся эпи­зод? Вы при­вык­ли к таким ощущениям?
– При­ят­но, удо­воль­ствие от хоро­шей ночи.
– Хоро­шая ночь долж­на пред­ше­ство­вать дню. Давай­те вер­нём­ся в свет­лое вре­мя суток, что вы делали?
– Какая-то шум­ная пло­щадь. Это базар, одет, как в сред­не­ве­ко­вье, шта­ны кожаные,
сво­бод­ные. Воин­ская одеж­да. Курт­ка кожа­ная под­по­я­сан широ­ким рем­нём. Спокоен…
– Как Вы здесь ока­за­лись? Есть у Вас семья, род­ствен­ни­ки, друзья?
– Ско­рее, при­я­те­ли, близ­ких нет. Это казар­ма, высо­кие потол­ки, дере­вян­ные нары чело­век на тридцать.
– У Вас есть семья, жен­щи­на, кото­рую Вы любите?
– Семьи нет, вспо­ми­на­ет­ся какая-то девуш­ка, но отно­ше­ния даль­ше взгля­дов не про­дви­ну­лись. Мы ино­гда встре­ча­ем­ся с ней где-то в горо­де, случайно.
– Какое имя у Вас?
– Мне при­шло – Гийом.
– Хоро­шо, если я буду назы­вать Вас этим име­нем, оно будет ложить­ся в Вашем
созна­нии, Гийом?
– Ско­рее, да.
– Как дав­но вы в этой казарме?
– Мне кажет­ся с юно­сти. А чем ещё занять­ся? Моло­дой, сильный.
– Давай­те вер­нём­ся на десять лет назад, была у Вас роди­тель­ская семья, где Вы жили?
– Они горо­жане, какие-то ремес­лен­ни­ки. Неболь­шой дом, двор, во дво­ре отец что-то масте­рит, не пой­му, по-мое­му, кера­ми­ка. Кув­ши­ны. Я под­но­шу гли­ну, она тер­ра­ко­то­во­го цве­та, её при­во­зят нам в тачке.
– А мать какая?
– Соро­ка­лет­няя жен­щи­на, воло­сы, пол­но­стью заправ­лен­ные под чепец. Фигу­ра хоро­шая, гла­за серые, в них уста­лость. У меня есть млад­ший лет на пять брат.
– Что Вы рас­ска­же­те об отце, Гийом?
– Отно­сит­ся ко мне как к взрос­ло­му, без излиш­ней чув­ствен­но­сти – я уже взрослый.
– Вы гово­ри­те, что Вам не нра­вит­ся это ремес­ло, а воен­ная карье­ра – это дело?
– Роди­те­ли дают мне сво­бо­ду. У меня есть ещё и стар­ший брат, он где-то дале­ко и тоже военный.
– Посмот­ри­те, когда и как Вы ста­ли военным?
– Мне будет скуч­но месить эту гли­ну… Ощу­ще­ния в это вре­мя очень при­ят­ные. Брат мне здесь помо­га­ет. Мне сем­на­дцать – восем­на­дцать, я раз­вит, роди­те­ли пони­ма­ют, что гли­на не моё предназначение.
– А в каком воз­расте у Вас появи­лась та девуш­ка, Гийом?
– Лет в два­дцать семь. Она горо­жан­ка, при­хо­дит на рынок за покупками.
– Когда Вы её уви­де­ли, у Вас уже был сек­су­аль­ный опыт?
– Да, всё обыч­но, вино, тавер­на и гото­вые на всё женщины.
– Вино крас­ное, белое?
– Крас­ное, вкус­ное! Пью для храбрости!
– Про­ве­рил себя, остал­ся доволен?
– Да.
– Та ночь, с кото­рой нача­лась сес­сия, она про­шла спокойно?
– Спо­кой­но, мне кажет­ся, что до сих пор мне не при­хо­ди­лось пере­жи­вать какие-то слож­но­сти по служ­бе. Во вре­мя дежур­ства ино­гда при­хо­ди­лось раз­ни­мать пья­ные пота­сов­ки, драть­ся умею.
– А как-то раз­ви­ва­ют­ся отно­ше­ние с той девушкой?
– Её ста­тус выше, здесь слож­но что-либо пред­при­ни­мать. Роди­те­лям я помо­гаю день­га­ми, глуб­же отно­ше­ний с ними нет.
– Вам трид­цать, есть ли карьер­ный рост по службе?
– Под моим нача­лом чело­век шесть, если это мож­но назвать карьер­ным ростом. Они меня слу­ша­ют, я обра­ща­юсь с ними, как отец со мной.
– Как Ваша лич­ная жизнь?
– Она не скла­ды­ва­ет­ся. Ощу­ще­ние оди­но­че­ства заглу­ша­ет­ся рабо­той. Всё чаще мыс­ли, как жить даль­ше, когда будет семья. Сре­ди моих сослу­жив­цев никто не свя­зы­ва­ет себя бра­ком, такой образ жиз­ни – обы­чен. Мы нена­дёж­ны. Здесь всё пат­ри­ар­халь­но и судь­бу девуш­ки реша­ют её родители.
– Дви­га­ем­ся впе­рёд по эпи­зо­ду, что инте­рес­но­го запом­ни­лось Вам, Гийом?
– Мне вспо­ми­на­ет­ся и та девуш­ка, и жен­щи­ны из таверн. С ними всё хоро­шо, их не нуж­но уго­ва­ри­вать, с ними про­ще. С ними всё без вопро­сов… Мне кажет­ся, что с одной из таких жен­щин я и буду жить, она стар­ше меня, да и сам я уже не маль­чик. – Мне за трид­цать. У неё чёр­ные воло­сы, рез­кие чер­ты лица, мне с ней ком­форт­но. Она само­сто­я­тель­на, я, ско­рее, ей нрав­люсь, как и она мне. У нас нет дома, мы просто
встре­ча­ем­ся, но мы близки.
– Как раз­ви­ва­ют­ся ваши отно­ше­ния с ней.
– Мы оба неза­ви­си­мы, и это немно­го ослож­ня­ет наши отно­ше­ния. Мне сей­час под сорок, мы живём вме­сте, но не зави­сим друг от дру­га пси­хо­ло­ги­че­ски. Это хорошо.
– Зна­е­те её имя?
– То ли Лай­за, то ли Лиза, не пой­му. Мы, навер­ное, любим друг друга.
– Как Вы пони­ма­е­те «любовь»?
– Сей­час при­шло ощу­ще­ние, что то, что в жиз­ни мы назы­ва­ем «любо­вью», при­шло из книг и филь­мов, это не то, а то, что сей­час мы с ней пере­жи­ва­ем, имен­но это и есть эта любовь! Поче­му нуж­но думать, что всё долж­но быть как у кого-то?
– Конеч­но, я же гово­рил Вам, что каж­дый чело­век индивидуален!
– Я ощу­щаю с ней защи­щён­ность и неза­ви­си­мость. Это очень теп­ло для Души!
– Гий­ом, рас­ска­жи­те мне, пожа­луй­ста, о при­о­ри­тет­ных каче­ствах ваших с ней отношений?
– Мне хоро­шо и спо­кой­но с ней, она всё вре­мя что-то дела­ет, при­ни­ма­ет актив­ное уча­стие в постро­е­нии наших с ней отно­ше­ний, как, впро­чем, и я.
– У вас появ­ля­ют­ся дети?
– У меня ощу­ще­ние, что не полу­ча­ет­ся, да мы и не осо­бо хотим. Воз­раст уже начи­на­ет про­яв­лять себя, появ­ля­ют­ся мор­щи­ны на лице, глу­бо­кие. У меня воло­сы до плеч и усы.
– Опи­ши­те мне себя.
– Мне лет сорок, доста­точ­но выра­же­ны мор­щи­ны, у губ на лбу. Серьёз­ные, умные гла­за, воен­ная одеж­да – то ли кин­жал, то ли шпа­га. Вполне обыч­ная внешность.
– Живя с ней, нет ощу­ще­ния, что надо­едать нача­ла, или те тёп­лые отно­ше­ния остаются?
– Воз­раст – это смесь и «от добра – добра не ищут». Мне ино­гда вспо­ми­на­ет­ся та город­ская девуш­ка, но они совсем раз­ные. Та девуш­ка очень жен­ствен­на, а здесь – «твер­дая поч­ва под нога­ми». Я дово­лен сво­ей жен­щи­ной, может быть она уже моя жена.
– Но если Вы счаст­ли­вы сей­час, то поче­му с тос­кой вспо­ми­на­е­те ту мимо­лёт­ную знакомую?
– Какой-то печаль­ный образ. Может быть, мне хоте­лось боль­ше неж­но­сти, но мы дав­но с Лизой (Лай­зой) и немно­го при­вык­ли друг к дру­гу. Неж­ность была в постель­ных сце­нах, в посто­ян­ной жиз­ни она ухо­ди­ла на вто­рой план. Мне сей­час упор­но видит­ся ком­на­та, в кото­рой всё это про­ис­хо­дит, а она как в тумане.
– Лай­за – Лиза?
– Да.
– У Вас было мно­го жен­щин, поче­му Вы не вспо­ми­на­е­те дру­гих, не сравниваете?
– Они все были мимо­лёт­ны­ми, не насто­я­щи­ми, не заде­ва­ли душу.
– У Вас родил­ся кто-нибудь?
– Есть какой-то маль­чик, ему лет восемь, отно­ше­ния с ним ров­ные, люб­ви осо­бо не про­яв­ляю, но внут­ри – люблю.
– Рас­ска­жи­те, пожа­луй­ста, о сво­их эмо­ци­ях, когда Вы узна­ли, что Лиза беременна?
– Я мало эмо­ци­о­на­лен, поэто­му, навер­ное, мне уда­ёт­ся слу­жить и чув­ство­вать себя на сво­ём месте? Меня про­сто при­ят­но удивило.
– Но, всё-таки, Гий­ом, Вас вол­ну­ют какие-то сто­ро­ны жиз­ни, или Вы ко все­му отно­си­тесь и спо­кой­но, и индифферентно?
– Хм‑м, при­шла ана­ло­гия из Юнга – «люди похо­жи на ком­на­ты в мно­го­ком­нат­ном доме, этот чело­век – одна ком­на­та», он уме­ет драть­ся, за себя посто­ять, про­стой и ров­ный, не пыта­ет­ся доби­вать­ся боль­ше­го, не пыта­ет­ся рас­ши­рить сво­их познаний.
– Это Ваша внут­рен­няя потреб­ность, или Вы пред­на­ме­рен­но огра­ни­чи­ва­е­те себя, обе­ре­гая от ненуж­ных переживаний?
– Я не поз­во­лял себе быть без­рас­суд­ным, я не мог поз­во­лить себе украсть даже мелочь. С воз­рас­том о без­рас­суд­стве не оста­лось и сле­да, и толь­ко та девуш­ка была посто­ян­ным уко­ром не исполь­зо­ван­но­го мной без­рас­суд­ства… Сей­час толь­ко ино­гда груст­но, но жало­вать­ся не на что… Мне кажет­ся, что наши отно­ше­ния ста­ли про­хлад­нее. Есть теп­ло к ребён­ку, но к ней почти ниче­го не оста­лось. Ста­ло скуч­но быть вместе.
– Сколь­ко Вам сейчас?
– За сорок.
– Седи­на в голо­ву, бес в ребро?
– Мне не хочет­ся жен­щин как тако­вых, мы всё так­же сво­бод­ны. Я осо­знаю свой пото­лок, пони­маю, что выше капи­та­на мне не под­нять­ся, при­ни­маю его. Боль­ше в жиз­ни я ниче­го не умею.
– Вы нача­ли искать смысл жизни?
– Не ска­жу, что начал, про­сто чув­ствую, что жизнь про­шла мимо. Я боль­ше сосре­до­та­чи­ва­юсь на сыне. Он похож на меня, но он более откры­тый и его не при­вле­ка­ет воен­щи­на. Он само­сто­я­тель­ней меня. Мне нуж­но его куда-то отда­вать на обу­че­ние… Отдаю его юве­ли­ру, внут­ри очень рас­стра­и­ва­юсь, но отпус­каю. Внут­ри есть радость за сына! Он про­яв­ля­ет себя в тех вещах, кото­рые мне были недоступны!
– Его отно­ше­ние к Вам и уход не вос­при­ни­ма­ет­ся как предательство?
– Нет…
– А поче­му тогда плачете?
– Про­сто, грустно…
– Он не видел Ваших слёз?
– Он всё пони­ма­ет и серьёз­но отно­сит­ся ко все­му. Жена тоже отно­сит­ся с пони­ма­ни­ем. Мне кажет­ся, что она чув­ству­ет ту ловуш­ку, в кото­рой мы с ней ока­за­лись, и она тоже не видит ника­ких выхо­дов. Она пре­вра­ща­ет­ся в ста­ру­ху – она стар­ше меня.
– Ваш воз­раст, Гийом?
– За пять­де­сят. Служ­бу ско­ро при­дёт­ся оста­вить, я раз­дал­ся, поста­рел. Сын уже само­сто­я­те­лен, у него есть дело. Мы ино­гда встречаемся.
– Вы види­тесь с ним?
– Он при­хо­дит ино­гда. Пода­рил мате­ри какой-то брас­лет, вижу его. Мне при­ят­но, что он рад сво­ей жиз­ни! У него появи­лась девуш­ка. Я рад за них.
– Лиза-то жива?
– Мне кажет­ся, что она ско­ро умрёт.
– Почему?
– Она ста­рая уже. Она стар­ше меня на десять лет, она пре­вра­ти­лась в старуху.
– Она раз­дра­жа­ет Вас сво­ей старостью?
– Не та эмо­ция, про­сто уже при­выч­ка… Вся жизнь по при­выч­ке, о бли­зо­сти речи уже нет. Мне кажет­ся, она боле­ет, но не дол­го. Она лежит в кро­ва­ти, не вста­ёт. Мне помо­га­ет уха­жи­вать слу­жан­ка, я Лизу не предаю.
– Когда Вы види­те её боль­ной, это щемит Вам серд­це или Вы меч­та­е­те о ско­рей­шем освобождении?
– Нет, всё рав­но щемит очень серд­це… Опять слё­зы… Теперь я пони­маю, что мы были таки­ми иди­о­та­ми, что не поз­во­ля­ли себе где-то боль­ше про­яв­лять чув­ства друг к дру­гу! Мы не гово­ри­ли об этом!
– У вас всё было стро­го нормировано?
– Сей­час уже позд­но исправлять…
– Не муж­ское это дело? Вы чув­ству­е­те, что в этой жиз­ни Вы дела­е­те то же самое?
– Да, пожа­луй! (слё­зы душат)… При­шел сын со сво­ей девуш­кой, они пла­чут! Боль­ше все­го я хочу им ска­зать, что­бы они это­го избе­жа­ли, не повто­ри­ли нашей дурац­кой ошибки!
– Вы гово­ри­те им это?
– Нет. У них со мной отно­ше­ния не настоль­ко близ­ки, что­бы ска­зать такое…
– То есть сей­час, когда уже ниче­го нель­зя изме­нить, Вы пони­ма­е­те, насколь­ко Вы были ску­пы на эмоции?
– Да, но я не знаю, есть ещё какое-то вре­мя, что­бы что-то изме­нить в себе.
– Где хоро­нят Лизу?
– Город­ское клад­би­ще, рядом с цер­ко­вью. Всё такое мрач­ное – серые кам­ни, серые кресты.
– Вы може­те про­честь над­пись на кре­сте, Вы обу­че­ны грамоте?
– Да, обу­чен. Даты не вижу, толь­ко две пер­вых циф­ры – 17…
– Полу­ча­ет­ся XXVIII век. Вы часто ходи­те на клад­би­ще? Вы поня­ли, насколь­ко она зна­чи­ма была для Вас? Сколь­ко Вы не дода­ва­ли ей как лич­но­сти, нахо­дясь в состо­я­нии столпа?
– Да, труд­но гово­рить… (слё­зы).
– Есть эти ощущения?
– Да, есть! Вы може­те это­го не гово­рить, глав­ное, про­чув­ствуй­те это, про­чув­ствуй­те ощу­ще­ния, кото­рые сей­час так мощ­но захлест­ну­ли Вас! Это инте­рес­ный аспект рабо­ты бес­со­зна­тель­но­го, когда оно само выби­ра­ет для про­жи­ва­ние имен­но те жиз­ни, про­бле­мы кото­рых муча­ют нас сейчас!
– Но сей­час мне уже не к кому про­яв­лять эти чув­ства, раз­ве что к внукам.
– А вну­ки уже есть?
– Есть. Лизы нет уже несколь­ко лет, груст­но и больно.
– Дру­гих жен­щин не было?
– Нет, толь­ко внук.
– Вы его чему-то учите?
– Нет, я толь­ко с ним играю.
– Игры, но ведь в них долж­на быть любовь?
‑Любовь – я даю гораз­до боль­ше, боль­ше, чем было у меня в дет­стве, и у мое­го сына.
– Внук любит Вас?
– Да, у него бле­стят гла­за, когда он видит меня, он мне радуется!
– А как Вы учи­те его, ведь это­му Вас не науча­ли в дет­стве? В чём для себя Вы нахо­ди­те опыт бес­ко­неч­ной люб­ви? Как Вам уда­ёт­ся пере­дать ему любовь Души сво­ей? Чему Вы пыта­е­тесь его обучить?
– Мне про­сто хочет­ся, что­бы он остал­ся откры­тым миру.
– А как Вы учи­те его не боять­ся мира, если Вы сами это­го не зна­ли? К како­му выво­ду Вы при­шли, про­жив такую дол­гую, доста­точ­но спо­кой­ную жизнь?
– Даже слиш­ком спо­кой­ную… Я учу его верить в свои жела­ния и про­бо­вать чего-то, доби­вать­ся, даже если счи­та­ет­ся, что это невоз­мож­но. Ина­че это будет слиш­ком скучно!
– Какая у Вас старость?
– Я туч­ный очень, хожу без тро­сточ­ки, но серд­це часто шалит. Ко мне часто при­бе­га­ет внук! Сей­час он уже старше.
– Дви­га­ем­ся впе­рёд по эпи­зо­ду, рас­ска­жи­те, как Вы уми­ра­е­те? Вы под­го­тав­ли­ва­е­те себя, своё тело, свою Душу к смер­ти, или дума­е­те, что буде­те жить в этом теле вечно?
– Страх есть, но веры осо­бой нет… Во вре­мя моей смер­ти род­ствен­ни­ки со мной.
Послед­нее вре­мя я живу с ними. Я лежу, может быть у меня апо­плек­си­че­ский удар, я не могу раз­го­ва­ри­вать, но мыс­ли чёткие.
– Где Ваш внук, есть ещё внуки?
– Он смот­рит на меня, у меня текут слёзы…
– Про­чув­ствуй­те своё тело, Вы его как-то чув­ству­е­те? Вы не може­те гово­рить, а двигаться?
– И всё-таки это сердце…
– Как Вы это поняли?
– Тяже­ло, боль в серд­це, прокалывающая…
– Про­жи­вай­те свою смерть, рас­ска­жи­те, когда Вы начи­на­е­те видеть своё тело со сто­ро­ны, какое оно?
– Я, навер­ное, боль­ше­го опа­сал­ся, перед смертью.
– А Вы заме­ти­ли сам момент смер­ти, Ваше созна­ние пре­ры­ва­лось на «до» и «после»?
– Было острое ощу­ще­ние рез­кой боли в серд­це и тут же про­шло, ста­ло лег­ко и хоро­шо, когда я смот­рел на своё тело со сто­ро­ны! Боль­ше уже не было боли.
– Какое тело Вы оставили?
– К кон­цу жиз­ни я как-то рез­ко раз­дал­ся, стал круп­ным, ноги ста­ли зна­чи­тель­но толще…
– Или это отёки?
– Может и отё­ки. Лицо с несколь­ки­ми под­бо­род­ка­ми, воло­сы седые, корот­кие, жид­кие, тело раздалось…
– Ваше отно­ше­ние к остав­лен­но­му телу?
– Ха, (сме­ёт­ся) жал­ко, что оно пере­ста­ло быть таким сим­па­тич­ным, каким было в моло­до­сти… Но с дру­гой сто­ро­ны, оно не безобразное.
– Вы жили в нём более 70 лет, оно помо­га­ло Вам жить сре­ди людей, полу­чать опыт, может быть, Вы хоти­те в него вернуться?
– Род­ствен­ни­ки меня жале­ют, а Вам сей­час не жал­ко тела.
– Не то, что­бы не жал­ко… Если не счи­тать эмо­ци­о­наль­ной закры­то­сти, то, в общем-то, про­жил хоро­шую жизнь. Оно мне в этом помогало…
– Хоро­шо, Ваша фор­ма и цвет, когда Вы оста­ви­ли тело? Вы поня­ли, что тело уже умерло?
– … Я это понял, толь­ко когда Вы спро­си­ли… Я, как сгу­сток тума­на, тем­но-фио­ле­то­во­го цве­та. Здесь нет ни вос­при­я­тия, ни выра­же­ния себя, но осо­зна­ние не прекратилось.
– Хоро­шо, а как дол­го Вы были фио­ле­то­вым облачком?
– Воз­ле тела не дол­го, оно пере­ста­ло вос­при­ни­мать­ся. Вокруг тём­ное пространство…
– Как быст­ро после смер­ти Вы попа­ли в него?
– Доволь­но быст­ро, вот толь­ко что было и тело, и род­ствен­ни­ки рядом, а когда Вы попро­си­ли опи­сать толь­ко что остав­лен­ное тело, я сра­зу очу­тил­ся в этом тём­ном пространстве.
– Оно не опас­но, тём­ное про­стран­ство, оно не несёт в себе угрозу?
– Нет, оно не опас­но, оно несёт моё срод­ство с собой. В нём очень спо­кой­но и хоро­шо, в нём ниче­го не хочет­ся, всё хоро­шо, нет побуж­де­ний, ниче­го не хочется…
– Ниче­го не хочет­ся, пото­му что Душа атро­фи­ро­ва­на, или у Души гар­мо­ния такая, когда нет физи­че­ско­го тела?
– Гар­мо­ния Души такая!
– И ещё вопрос, есть сей­час у Вас ощу­ще­ние «род­но­го, отче­го дома», место, где меня все­гда ждут, где меня все­гда при­ни­ма­ют с любовью?
– Да, но это ощу­ще­ние тоже своеобразно.
– Какое оно опи­ши­те, пожалуйста.
– Ощу­ще­ние, как буд­то чего-то не хва­та­ет. Вза­и­мо­дей­ствия… Душа себя заме­ча­тель­но чув­ству­ет, но не хва­та­ет того, что было в жиз­ни. Всё вокруг и внут­ри пре­крас­но, но, как-то скуч­но­ва­то, как объ­ект, поме­щён­ный не на своё место,… ну, как яйцо в лот­ке, всё гар­мо­нич­но, но очень спокойно.
– А как Ваше вза­и­мо­дей­ствие с этим тём­ным пространством?
– С одной сто­ро­ны здесь очень хоро­шо, и очень при­ят­но, и… всё зна­ешь, а с дру­гой сто­ро­ны хочет­ся часть это­го зна­ния забыть, что­бы была воз­мож­ность открывать.
– Зная «всё» здесь, что Вы може­те ска­зать о сво­ей семье, кото­рую оста­ви­ли на Земле?
– Внук вырас­та­ет более откры­тым, чем я. Он най­дёт себя толь­ко в про­яв­ле­ни­ях откры­то­сти, он най­дёт в этом сча­стье для себя.
– А вот сей­час, нахо­дясь в этом про­стран­стве, про­ана­ли­зи­руй­те, пожа­луй­ста, толь­ко что про­жи­тую Вами жизнь, Гийом.
– Отсю­да мне кажет­ся, что тот опыт, кото­рый он полу­чил ему и нужен был. Уме­ние ста­вить гра­ни­цы и уме­ние вхо­дить в них. В моей насто­я­щей жиз­ни есть уме­ние «ста­вить гра­ни­цы» и теперь я осва­и­ваю «уме­ние ухо­дить от уже исчер­пав­ших себя гра­ниц». Гий­ом хоро­шо ста­вил гра­ни­цы, но не умел пере­ша­ги­вать их!
– В этой жиз­ни нахо­ди­те ана­ло­ги в про­смот­рен­ном воплощении?
– Да, абсо­лют­но точ­ные… При­мер­но так же, немно­го сво­бод­нее, но те же про­бле­мы. Я пони­маю теперь, что мне нуж­но изме­нить, что­бы избе­жать посто­ян­ных опа­се­ний действий.
– Вы смо­же­те что-то испра­вить, полу­чив эти зна­ния в сессии?
– Безусловно!
– А сил хватит?
– Мне кажет­ся, что хва­тит, здесь важ­но поболь­ше вклю­чать своё творческое
нача­ло. Но, в этой жиз­ни мне нуж­но гораз­до даль­ше прой­ти. Тен­ден­цию сво­е­го дви­же­ния вижу и понимаю.

Павел Сергеевич Гынгазов
Врач-сексолог, регрессолог.
Автор методики и ведущий обучающего курса
«Техника погружения в прошлые воплощения через «Остановку внутреннего диалога». 

Запись на сеан­сы и обучение