Воин Джек/​Павел Гынгазов. Фрагмент сеанса регрессии

Фрагмент сеанса регрессии П.С. Гынгазова

Автор соб­ствен­но­го мето­да «Тех­ни­ка погру­же­ния в про­шлые вопло­ще­ния с исполь­зо­ва­ни­ем оста­нов­ки внут­рен­не­го диалога» 

*************

Старт ближайших курсов обучения:  12–13 февраля ОЧНО Красногорск, 19–20 февраля ОНЛАЙН

*************

..- Что-то из очень древ­них вре­мён, до Х века… Я чело­век, муж­чи­на, такой опыт­ный воин. Идёт какая-то суро­вая вой­на. Я зака­лён­ный в боях. На мне мно­го желез­ных доспе­хов, шлём. Жар­ко, в них тяже­ло, пот – гра­дом, сра­же­ния – варварские.
Все эти бит­вы уже надо­е­ли. Я пони­маю, что это чья-то при­хоть – вой­ны, но вос­пи­тан­ный в чув­стве дол­га, я сра­жа­юсь, хотя очень хочет­ся всё бро­сить… Я не могу решить для себя вопрос – или бро­сить всё и уйти, или продолжать,
пото­му что кро­ме бит­вы, я ниче­го не умею делать… Сей­час я пеший, я иду и мно­го раз­ду­мы­ваю о том, зачем я здесь, что дам миру
сво­ей жиз­нью. У меня нет, и не было семьи из-за посто­ян­но­го уча­стия в бит­вах. Я не могу уйти, так как заклю­чил кон­тракт и чув­ствую себя в сра­же­ни­ях про­фес­си­о­на­лом. Окон­ча­ние сро­ка дого­во­ра исте­ка­ет не ско­ро, но я вдруг понял, что бесконечные
вой­ны, и реки кро­ви, не оправ­ды­ва­ют амби­ци­оз­ных дей­ствий моих хозяев.
– Най­ди­те пере­лом­ный эпи­зод в сво­ей жиз­ни, заста­вив­ший пере­смот­реть взгля­ды и отно­ше­ния к при­выч­но­му для Вас обра­зу жизни.
– Я не рядо­вой, я про­фес­си­о­нал и коман­дую отря­дом, мы ино­гда на конях, чаще пешие, и я посы­лаю людей на смерть, то есть рас­по­ря­жа­юсь жиз­ня­ми моло­дых пар­ней. Но всё это бес­по­лез­но, их смер­ти в сра­же­ни­ях мало что изме­ня­ют в госу­дар­стве к
луч­ше­му, а вои­ны – гиб­нут. У меня внут­рен­ний кон­фликт – я посы­лаю их в бой, при­зы­ваю к герой­ству, но мой боль­шой опыт гово­рит мне, что всё бес­смыс­лен­но, и их смер­ти не осчаст­ли­вят их семей. Я начи­наю сомне­вать­ся и думать, что вот так,
рас­по­ря­жа­ясь судь­ба­ми дру­гих людей, – я гре­шу. Сам я изу­ве­чен, но доста­точ­но опы­тен, и в каких-то момен­тах я могу увер­нуть­ся от смер­ти, но я дол­жен посы­лать на смерть дру­гих. Я всё чаще и чаще заду­мы­ва­юсь над этим, пони­мая, что это будет бегство,
дезер­тир­ство. По-дру­го­му оста­вить служ­бу не получится.
– Когда Вам впер­вые при­шла мысль, что свою жизнь про­жи­ва­е­те не так, как нужно?
– В моло­до­сти я был азар­тен, меня увле­кал пыл борь­бы, запах рас­ка­лён­но­го желе­за. Запах кро­ви мне не был про­ти­вен, хотя и не был при­я­тен, у меня не было жела­ния бес­цель­но лить кровь, ради кро­ви. Меня дер­жа­ло ощу­ще­ние, что я хоро­шо делаю свою рабо­ту. С года­ми я стал пони­мать и заме­чать, что в горо­да и селе­ния, в кото­рые при­хо­дит наш отряд, было мир­но и спо­кой­но, была отла­же­на жизнь. Я видел, что мы остав­ля­ем после себя, когда ухо­дим. Я начал сомне­вать­ся, при­но­сим ли мы осво­бож­де­ние и луч­шую жизнь, но то, что мы для этих людей явля­ем­ся раз­ру­ши­те­ля­ми – это одно­знач­но. Мы топ­чем жизнь, каза­лось бы, во бла­го. Эта мысль теперь пре­сле­ду­ет меня, я пони­маю, что она кра­моль­ная, ведь сво­им под­чи­нён­ным я гово­рю совсем другое.
Како­го-то отдель­но­го эпи­зо­да, при­вед­ше­го меня к таким выво­дам, я не вижу – про­сто сопо­став­ле­ние фак­тов, тос­ка по какой-то осёд­ло­сти, по сво­ей лич­ной жиз­ни, кото­рой не было. И теперь я на пере­пу­тье, я доста­точ­но силь­ный духов­но чело­век, и
если я что-то решаю, то я это делаю. Я смо­гу реа­ли­зо­вать свои пла­ны на буду­щее, про­сто сей­час я пере­про­ве­ряю, прав ли я в сво­ём тепе­реш­нем убеж­де­нии, ведь я про­сто не знаю, какая она – эта мир­ная жизнь.
– Такая мысль не может исчез­нуть сама собой. К чему и как она при­во­дит Вас?
– Я ста­нов­люсь всё угрю­мее и угрю­мее. По-дру­го­му смот­рю на воен­ные шут­ки и радо­сти сра­же­ний. Мне начи­на­ют казать­ся наши побе­ды услов­ны­ми и ник­чем­ны­ми. Я дол­го пре­бы­ваю в таком состо­я­нии. В каж­дой оче­ред­ной схват­ке, в азар­те борь­бы, я
отвле­ка­юсь от этих мыс­лей и, как бы, забы­ваю их.
‑Что Вы чув­ству­е­те, когда уби­ва­е­те вра­га в бою?
‑Я чув­ствую удо­вле­тво­ре­ние отто­го, что попал в цель. Такие жут­кие зву­ки, когда я прон­заю копьём, ломаю кости. Я знаю, куда нуж­но попасть, чтоб враг умер быст­ро, это в пылу бит­вы даёт мне удо­вле­тво­ре­ние и чув­ство про­фес­си­о­на­лиз­ма. Ощу­ще­ния у меня, конеч­но, вар­вар­ские. Моё ору­жие меч и копьё, палиц в ходу нет. Когда меня опять одо­ле­ва­ют сомне­ния, я вижу свою жизнь кус­ка­ми, толь­ко в сра­же­ни­ях или в воен­ных переходах.
– Есть ли у Вас дру­зья, или Вы все­гда одиноки?
– В общем, есть двое-трое, таких же быва­лых. Но с ними я не гово­рю о сво­их сомне­ни­ях. Хотя, зная их хоро­шо, пони­маю, что ни мне одно­му при­хо­дят такие мыс­ли. Я начи­наю пони­мать, поче­му армию всё вре­мя обнов­ля­ют – с воз­рас­том ста­рые воя­ки ста­но­вят­ся задум­чи­вы­ми, угрю­мы­ми и мол­ча­ли­вы­ми от таких мыс­лей и сомне­ний. Ко мне всё чаще при­хо­дят вос­по­ми­на­ния о сво­их сорат­ни­ках, кото­рые остав­ля­ли служ­бу. По-види­мо­му, и у дру­гих воз­ни­ка­ли такие же мыс­ли и жела­ния. Я доста­точ­но само­утвер­дил­ся, будучи не про­стым чином, я делал своё дело: – тре­ни­ро­вал моло­дых, обу­чал их, делал из них спло­чён­ный бое­вой отряд. Это меня зани­ма­ло, это была моя цель, она отвле­ка­ла меня от мыс­лей. А сей­час мне кажет­ся, что всё это зря,
что надо всё бро­сить. Я зако­сте­нел здесь, хотя и не глу­пый, но мне труд­но быст­ро мыс­лить вне поля боя. Я мыс­лю доста­точ­но сте­рео­тип­но, и это дела­ет меня более при­ми­тив­ным. Это вызы­ва­ет у меня рас­те­рян­ность, я не могу вырвать­ся из это­го кру­га, хотя чув­ствую в себе ещё боль­шой потен­ци­ал. Я ещё не ощу­щаю в себе неот­вра­ти­мой неиз­беж­но­сти при­ня­тия реше­ния, вызван­но­го мои­ми сомне­ни­я­ми, но пони­маю всё глуб­же и глуб­же, что мне надо это сде­лать. Осо­бен­но силь­но меня эти мыс­ли одо­ле­ва­ют во вре­мя пере­хо­дов, или перед сном. Во вре­мя боя я – маши­на. Меня ещё дер­жат в отря­де сомне­ния – «а что вза­мен, могу ли я ещё успеть что-то сде­лать, что я умею в мир­ной жиз­ни, ведь я в ней чужой». У меня нико­гда не было люб­ви, или какой-то при­вя­зан­но­сти. Быва­ли встре­чи, но они не остав­ля­ли в моей душе сле­да, я жил толь­ко сво­и­ми забо­та­ми и рассчитывал
толь­ко на себя. Сомне­ния…, сомне­ния…, сомне­ния… Меня все­гда окру­жа­ют запа­хи: запах метал­ла, запах пыли, запах немы­тых тел,
запах кожа­ной сбруи. Быт очень мрач­ный и суро­вый. В пище мно­го мяса, но она очень одно­об­раз­ная, дают вино – это небольшие
радо­сти. Меня это вполне устра­и­ва­ет, я неприхотлив

- Бес­по­ко­ят ли Вас мыс­ли-вос­по­ми­на­ния о вои­нах, кото­рых Вы убивали?
– Нет, я делал свою рабо­ту, мно­гих из них я про­сто даже и не пом­ню. Как мне кажет­ся, я не совер­шал боль­шо­го гре­ха – не уби­вал без­за­щит­ных. Хотя вот сей­час, с воз­рас­том, когда нача­ли болеть ста­рые раны, я стал пони­мать, что зна­чит боль другого,
рань­ше я об этом не думал. Теперь мне всё чаще при­хо­дят мыс­ли, что чело­век, кото­ро­го я ранил, или уби­вал, тоже испы­ты­вал боль. Я начи­наю осо­зна­вать, что это уже не моё дело, что это не есть жизнь, что у жиз­ни есть неиз­вест­ные мне стороны.
– Опи­ши­те мне мест­ность, в кото­рой Вы находитесь.
– Гори­стая, мно­го обка­тан­ных валу­нов, напо­ло­ви­ну зарос­ших мхом. Мы уже дол­го идём по этой мест­но­сти – это оче­ред­ной пере­ход, доро­га к сле­ду­ю­ще­му сра­же­нию. Во вре­мя таких пере­хо­дов сомне­ния пра­виль­но­сти моей жиз­ни усиливаются.
– У Вас есть дру­зья, с кото­ры­ми мож­но поде­лить­ся сво­и­ми мыслями?
– Два моих това­ри­ща не гово­рят вслух о муча­ю­щих их сомне­ни­ях, это опас­но, но я спи­ной чув­ствую, что они тоже хотят оста­вить вой­ско. Мы пло­хо зна­ем мест­ность, по кото­рой идём, нас ведёт про­вод­ник. При­ро­да вокруг доволь­но дикая. Где искать про­пи­та­ние – неиз­вест­но, и из доспе­хов не во что пере­одеть­ся. Сомне­ния… Я опыт­ный воин, имею заслу­ги и ува­же­ние, а дезертирство –
пре­да­тель­ство сво­е­го отря­да и верив­ших мне людей.
– Вы зна­е­те своё имя?
– Ещё нет, у нас про­зви­ща. У одно­го това­ри­ща – «Длин­ный», он дей­стви­тель­но длин­ный и худо­соч­ный, но мосла­стый и жили­стый. У него инте­рес­ные опор­ки из-за дубев­шей кожи быка. У нас нет сапог, и мы свою обувь часто меня­ем, она быст­ро исти­ра­ет­ся. У вто­ро­го про­зви­ще – «Кре­пыш», в нём мно­го жиз­ни, живот боль­шой, физио­но­мия круг­лая, но вот стра­да­ет, как и я, тоже вид­но. «Длин­ный» – тот поугрю­мее. «Кре­пы­шу», вид­но, всё надо­е­ло уже, хотя он будет менее надёж­ным, если вме­сте ухо­дить – он плу­то­ват, немнож­ко врун, и может про­бол­тать­ся, пси­хи­ка у него сла­бо­ва­та. Хотя и заго­во­ра ещё, как тако­во­го нет, но с «Кре­пы­шом» надо быть настороже.
– А как зовут Вас?
– Джек.
– И когда вы втро­ём реши­ли оста­вить отряд?
– Я всё-таки решил один это сде­лать, пото­му что это очень серьёз­ное реше­ние, и каж­дый дол­жен само­сто­я­тель­но к это­му прий­ти. Это не побег из пле­на, и мож­но уйти одно­му, про­хо­дя какое-либо селе­ние, неза­мет­но остать­ся в нём, раз­до­быть одежду,
чтоб сме­нить воин­ский костюм, и начать дру­гую жизнь. Мы дошли до хижи­ны пас­ту­ха, все очень уста­ли, отряд боль­шой, чело­век 60. Я не самый стар­ший по зва­нию, тоже под­не­воль­ный, но у меня доста­точ­но мно­го сво­бо­ды, да и нас никто не сто­ро­жит. Мы здесь едим, нас поят козьим моло­ком, сыром, у нас с собой соло­ни­на, мы варим похлёб­ку. Пас­тух отно­сит­ся к нам настороженно,
если не ока­жет нам помо­щи, может быть нака­зан. Пас­ту­ху и его семье хоро­шо, они не вни­ка­ют в зем­ные про­бле­мы, не зна­ют о
жиз­ни людей в горо­дах. У них здесь всё спо­кой­но и раз­но­об­ра­зие в жизнь вно­сят, чаще все­го, толь­ко вре­ме­на года.
Я решаю уйти сей­час, беру у пас­ту­ха какие-то лох­мо­тья. Чув­ство облег­че­ния – огром­ное. Я ото­шёл от лаге­ря, спря­тал ору­жие и доспе­хи под кам­нем, мало ли что, вдруг при­го­дит­ся, запом­нил это место, пере­одел­ся и спус­ка­юсь в доли­ну, в дру­гом направ­ле­нии, как шёл отряд. Я обмыл­ся в гор­ном ручье, вода такая ледя­ная, ледя­ная, мне очень при­ят­но. Шра­мы вна­ча­ле защи­па­ло, зало­ми­ло, потом ста­ло хоро­шо, пото­му что на теле нет этой тяже­сти, этой про­пи­тан­ной потом заду­бев­шей кожи. Одел какие-то там старые
домо­тка­ные пор­ты, руба­ху. Я оста­вил на себе опор­ки. Ощу­ще­ние лёг­ко­сти, пото­му что тело ещё не поки­ну­ли силы, и пото­му что я реши­тель­ный чело­век, и, решив­шись на такой посту­пок, знаю – всё! Вот она пошла новая жизнь. Я спус­ка­юсь всё ниже,
при­ро­да богаче.
– А опа­се­ний, что Вас могут искать?
– Нет. Во-пер­вых, я очень осто­рож­но ушёл, а во-вто­рых, – никто не будет искать, на меня не могут поду­мать, что я дезер­ти­ро­вал. Мои дру­зья не выда­дут, а осталь­ные и не поду­ма­ют, что я мог сбе­жать. Могут поду­мать, что со мной или несчаст­ный слу­чай – упал с обры­ва, или взя­ли в плен. Все мои муки были внут­ри, глав­ное было решить­ся для себя. Я ещё не знаю, чем зай­мусь. Труд пас­ту­ха – не моё дело, с тру­дом зем­ле­дель­ца я вовсе не зна­ком, и он меня не при­вле­ка­ет, но сила есть.
– Как Вам уда­ёт­ся вжить­ся в мало­зна­ко­мом мире?
– Я уве­рен в себе, я могу за себя посто­ять, я вла­дею при­ё­ма­ми боя. Появил­ся выбор – идти в раз­бой­ни­ки, но они зади­ры, и зани­ма­ют­ся при­мер­но тем же, чем я в отря­де. И я решил пока, про­сто дышать све­жим воз­ду­хом. Иду, ино­гда по дороге
пово­ро­вы­ваю, но про­бле­ма пита­ния не такая ост­рая, как я ожи­дал. Я голо­ву не ломаю, кем стать. Пока что я пере­стал быть вои­ном, и мне про­сто нуж­но нады­шать­ся сво­бо­дой. Я обхо­жу боль­шие селе­ния, в малень­ких помо­гаю в убор­ке уро­жая, за это мне дают кров и стол. Я оброс­ший, креп­кий муж­чи­на. Люди чув­ству­ют, что у меня какое-то зага­доч­ное про­шлое, но, тем не менее, моё
спо­кой­ствие, уве­рен­ность и доб­ро­же­ла­тель­ный взгляд не пуга­ет людей, а рас­по­ла­га­ет их ко мне. Раны болят – труд непри­выч­ный, каж­до­днев­ный. Болит бед­ро, левая рука, она в руб­цах, по ней доста­лось мечом. Я сей­час как рас­те­ние: ищу своё место, но не актив­но. Всё боль­ше и боль­ше забы­ваю о сво­ей воен­ной жиз­ни, но знаю, что то, что я сей­час делаю, пока не моё, это вре­мен­ное. Всё вре­мя думаю, как быть, как себя реализовать.
Мож­но нанять­ся в сви­ту к мест­ным кня­зьям, или гра­фам, там я буду на сво­ём месте, но это опять служба.
Я стал ощу­щать запа­хи: жар­ко­го пол­дня, ско­шен­но­го сена, цве­тов, запа­хи, кото­рых я не заме­чал мно­го лет. Мне нра­вит­ся отды­хать, валя­ясь на сене, гля­дя на про­плы­ва­ю­щие обла­ка. В эти мину­ты мне кажет­ся, что так будет веч­но. Это очень приятно!
Я совер­шен­но не злоб­ный, и это жизнь моя, а с дру­гой сто­ро­ны, мне нуж­но было потра­тить мно­го лет, живя в воен­ной дис­ци­плине, что­бы понять и оце­нить то, что пере­жи­ваю сей­час. Это более гар­мо­нич­ное состо­я­ние. Решил обос­но­вать­ся в малень­ком посе­ле­нии, где не злоб­ли­вые люди, кра­си­вое место. Я, как бы, уви­дел здесь свою хижи­ну. Делаю её сам из кам­ней, при­ле­пив к скале.
Построй­ка, не муд­ря­щая: что­бы не мочил дождь, что­бы не заду­вал ветер. В ней мини­мум удобств, но она моя, а пото­му уютно.
Я бывал в зам­ках, но там жизнь для боль­шин­ства людей недо­ся­га­е­ма. Высо­кие, из серо­го кам­ня ком­на­ты, закоп­чен­ный камин, шку­ры на сте­нах и полах, искус­но выткан­ные ков­ры, но в них уюта нет, в зам­ках опа­се­ния, что могут напасть и завоевать.
У живу­щих в зам­ке очень кра­си­вые одеж­ды, но они очень ред­ко моют­ся (на мой сего­дняш­ний взгляд), это очень стран­но. Мане­ры обхож­де­ния, даже у зна­ти, гру­бые, дико­ва­тые. У меня домик без рос­ко­ши, но уют­ный и выпол­ня­ет своё предназначение:
мне в нём спо­кой­но и уют­но… Я на под­руч­ных рабо­тах, помо­гаю како­му-то горшечнику.
– Сколь­ко Вам лет сейчас?
– Не молод, в отно­ше­нии жен­щин – потреб­но­стей нет. Хотя если вспо­ми­нать, я и насиль­ни­чал, и гру­бо уха­жи­вал. Но, если нуж­но будет, то про­блем в этом нет… Я стал гор­шеч­ни­ком, ногой кру­чу круг, всё примитивно.
– Посмот­ри­те и рас­ска­жи­те мне подроб­нее о рабо­те горшечника.
– Гли­ну все берут в опре­де­лён­ном месте, круг, кото­рый я кру­чу, давя на педаль. Нас здесь несколь­ко, но кон­ку­рен­ции нет. Мы отво­зим свои горш­ки на каких-то колы­ма­гах в сосед­нее селе­ние на базар. Я делаю све­тиль­ни­ки (такие инте­рес­ные, на
мой тепе­реш­ний взгляд). Они, как вытя­ну­тая плош­ка, и от неё отхо­дит руч­ка. Све­тиль­ник очень про­стой и совер­шен­ный. Горш­ки тоже раз­ной фор­мы, есть высо­кие, есть сред­ние, есть при­зе­ми­стые, а есть боль­шие, как ско­во­род­ка, для запе­ка­ния мяса.
Мне нра­вит­ся рабо­тать с гли­ной, она мяг­кая, тёп­лая, и это даёт мне ощу­ще­ние гар­мо­нии. Ино­гда я вспо­ми­наю, как я уби­вал людей: вар­вар­ское вре­мя. Про­сто это была дру­гая жизнь, не то, что сей­час, я это понимаю.
– А может быть совер­шён набег на селе­ние, где Вы живёте?
– Ну, во-пер­вых, я в сто­роне, во-вто­рых, я смо­гу отбить­ся – бое­вой опыт ещё во мне, а в‑третьих, я смо­гу даже и защи­тить кое-кого. Но село это малень­кое, небо­га­тое, и не пред­став­ля­ет инте­ре­са ни для раз­бой­ни­ков, ни для военных.
– Рас­ска­жи­те мне о сво­ей тепе­реш­ней жизни.
– Живу я хоро­шо, спо­кой­но, рад, что ушёл. Не жалею, что не ушёл рань­ше, так как нуж­но было дозреть. Во мне появ­ля­ет­ся спо­кой­ствие и муд­рость. Я нелю­дим, если надо – пой­ду пого­во­рю с соседом.
– Что вы еди­те, что вы пьёте?
– Инте­рес­но, пьём мы, делая что-то вро­де бра­ги из сыво­рот­ки козье­го моло­ка. Хмель­ной напи­ток. Моло­ко сбра­жи­ва­ют и выдер­жи­ва­ют на солн­це, бро­сая в него какую-то тра­ву для бро­же­ния – похо­же, хмель. Голо­ва не болит, и никто не упивается.
Про­сто кру­жит­ся голо­ва и «вяжет» ноги. Это ни как вино­град­ное вино, тако­го у них нет, но я слы­шал об этом…
Так про­шло мно­го лет, семьи у меня не появи­лось, я ходил к какой-то вдове.
Очень при­ми­тив­ные, вар­вар­ские отно­ше­ния, гру­бый секс на полу-живот­ном уровне, но ниче­го, при­ят­но – это необ­хо­ди­мость. Это очень есте­ствен­но и не так уж ред­ко. Она моло­дая, креп­кое тело, ядрё­ное, жар­кие объ­я­тия. Я тоже креп­кий и у нас надёжный,
креп­ко ско­ло­чен­ный секс, доволь­но-таки непри­хот­ли­вый, как и вся жизнь.
– Ваша старость?
– Дожил, живу один, я не думал об оди­но­кой старости.
– А сейчас?
– Уже седой, но в горах рано седе­ют. Я ещё не немощ­ный, но силь­нее болят раны и кости, вста­вать стал с тру­дом. Моя вдо­ва тоже соста­ри­лась, её дети вырос­ли и ушли в само­сто­я­тель­ную жизнь. Она ко мне захо­дит и гово­рит: «ну, давай, ста­рый, ко мне пере­би­рай­ся». Она ни с кем, кро­ме меня не встре­ча­лась. Она меня жале­ет. Я был не злоб­ным, я был сво­бод­ным, она это чув­ство­ва­ла и нико­гда на меня не пося­га­ла. Она и сей­час зло­рад­ства не испы­ты­ва­ет от того, что я нуж­да­юсь в её помо­щи. Отно­ше­ния про­стые, без пре­тен­зий и обид. Гли­ну ста­ло труд­но месить, – ноги дро­жат, ста­ли полу­чать­ся кри­вые горшки.
Это меня силь­но рас­стро­и­ло, и при­шлось пере­стать их делать. Теперь делаю толь­ко све­тиль­ни­ки – не нуж­но кру­тить круг, толь­ко лепить. Я делаю плош­ки, туда нали­ва­ет­ся мас­ло, в него кла­дут жгут, он высо­вы­ва­ет­ся на край, его и под­жи­га­ют. Есть вытянутые,
они кра­си­вее, в них носик с ушком, в кото­рый про­де­ва­ет­ся фитиль. Ино­гда, но очень ред­ко, вспо­ми­наю свою воен­ную жизнь и сво­их товарищей.

Мне что-то очень жар­ко, толи меня про­ду­ло, толи зара­зил­ся чем. В лихо­рад­ке я… Тяже­ло. Я лежу у вдо­вуш­ки в доме, лежу на каком-то тря­пье, она пода­ёт мне воду. О чём я жалею? Нет, про­сто пере­до мной раз­ли­ва­ет­ся яркий зеле­но­ва­тый свет,
он всё затап­ли­ва­ет, это, когда отры­ва­ет­ся Душа. Я зады­ха­юсь, пот­ли­вость, жут­кая сла­бость, я теряю созна­ние, ино­гда, про­блес­ка­ми, оно воз­вра­ща­ет­ся. Жар…, жар… Может, это какая-то болезнь при­шла в село. Сожа­ле­ния. Я все­гда сла­бо пом­нил дет­ство, а теперь мне нача­ли вспо­ми­нать­ся лица отца и мате­ри в эти послед­ние мину­ты. Жалею, что не оста­лось сво­их детей, хотя мог бы иметь. Я – веру­ю­щий чело­век, и счи­таю, что мир­ной жиз­нью я иску­пил гре­хи сво­е­го воен­но­го про­шло­го. Мне кажет­ся, что я сде­лал пра­виль­ный выбор и меня не долж­ны взять в Ад, хотя меня это немно­го муча­ет. Орга­низм у меня силь­ный, это, навер­ное, какая-то зара­за при­шла в село. Воду пью, и не напи­ва­юсь, лихо­рад­ка силь­ная. Этот яркий свет всё чаще, он накры­ва­ет меня. Сей­час он на меня дей­ству­ет немно­го зловеще.
– Но ведь Вы бои­тесь Ада.
– Да, но ухо­жу я спо­кой­но, без осо­бых рас­ка­я­ний, с каки­ми-то мучи­тель­ны­ми тре­во­га­ми, но это не очень тяже­ло, пото­му что я в полу­бес­со­зна­тель­ном состо­я­нии. Есть бла­го­дар­ность к жен­щине, уха­жи­ва­ю­щей за мной, я не знаю сей­час её име­ни. Мыс­лен­но, в душе, я назы­ваю её «жёнуш­кой», хотя вслух ни разу её так не назвал. Я уже даже забыл и своё имя – бес­па­мят­ство. Она мне гово­рит, что в посёл­ке ещё где-то забо­ле­ли, она боит­ся зара­зить­ся, но не ухо­дит, – неку­да бежать. Она наде­ет­ся, что не забо­ле­ет и молит­ся каж­дый день за себя и за меня, чтоб Бог дал здо­ро­вье. Тем­но…, кожа сухая, как пер­га­мент, силь­ное обез­во­жи­ва­ние, но нет сил пить. Опять при­шёл свет, опять всё затап­ли­ва­ет. Надеж­ды нет, без­раз­ли­чие…, Душа отхо­дит лег­ко и тихо, без аго­нии, со вздо­хом. Теперь вижу себя сверху.
– Опи­ши­те мне то, что Вы види­те сверху.
– Ста­рый муж­чи­на, заго­ре­лое лицо, всё в мор­щи­нах, седая боро­да. Рядом с ним жен­щи­на, не моло­дая. Она с ужа­сом отхо­дит,… отхо­дит,… ей очень страш­но, что она забо­ле­ет. Она не будет меня хоро­нить, а убе­жит в дру­гую доли­ну, где живут её дети. Я
так и остал­ся лежать в её доме. Душа ещё пыта­лась вер­нуть­ся, – но уже всё…
– Опи­ши­те, что вокруг Вас, и где тот Ад, кото­ро­го Вы так боялись?
– А вот нету, вокруг голу­бо­ва­тый свет. Состо­я­ние паре­ния, рас­ка­чи­ва­ния, пере­ме­ще­ния, есть ощу­ще­ние неопре­де­лён­но­сти. Какое-то вре­мя, как толь­ко Душа отде­ли­лась, и сра­зу при­шло осо­зна­ние, что тело мерт­во – не было направ­лен­но­го дви­же­ния. Ощу­ще­ние, что про­стран­ство, как бы про­ве­ря­ет меня и чистит. Мой цвет, после остав­ле­ния тела гряз­но-жёл­тый, с чёр­ны­ми вкрап­ле­ни­я­ми. Сей­час у меня напра­ши­ва­ет­ся фра­за – «очи­ще­ние огнём».
– Рас­ка­чи­ва­ние, ощу­ща­е­мое Вами, что это такое?
– Я чув­ствую, что я в чьих-то руках, в чьём-то вла­де­нии, это не страш­но, я не сопро­тив­ля­юсь, мне это необ­хо­ди­мо. Ощу­ще­ние, что я попа­даю в рас­ка­лён­ную атмо­сфе­ру, ощу­ще­ние огня, как буд­то бы выжи­га­ет­ся что-то грязное.
– Это боль­но, страш­но, или нормально?
– Это необ­хо­ди­мо, это, как при­каз, поэто­му мне не страш­но, я не сопро­тив­ля­юсь, я пони­маю, что это нуж­но. Мой цвет меня­ет­ся, ста­но­вит­ся луч­ше, чище. Состо­я­ние не иде­аль­ное, очи­стить слож­но. Я ощу­щаю под­чи­не­ние. Какой-то очень боль­шой силе, все­об­щей силе.
– Вы види­те эту силу, Вы зна­е­те эту силу?
– Я её не вижу, но я чув­ствую её.
– Как Вы её чувствуете?
– Она зани­ма­ет­ся мною, и не толь­ко мною, там, в этом «гор­ни­ле» есть ещё Души, и они про­из­во­дят впе­чат­ле­ние бес­фор­мен­ных тел, у них меня­ют­ся цве­та, они ста­но­вят­ся свет­лее, чище, то есть – это необ­хо­ди­мое ощу­ще­ние про­жи­ва­ния како­го-то мощ­но­го еди­но­го поля, в кото­ром мы все, нахо­дя­щи­е­ся здесь, пре­бы­ва­ем. Это всем нам необходимо.
– Ска­жи­те, а ощу­ще­ние «злых кор­чей» у Вас здесь есть?
– Нет, нету. Я пони­маю, что это разум­но, что после про­жи­то­го мною вопло­ще­ния, со мной надо пора­бо­тать – такое ощу­ще­ние есть.
Есть ощу­ще­ние, что я не силь­но вино­ват, про­сто, вот сей­час мне дают воз­мож­ность стать луч­ше. (Я сей­час сама пора­жа­юсь, что гово­рю, но я вижу и ощу­щаю это, с ума сой­ти!) Всё вокруг меня очень реаль­но, меня выпу­сти­ли, но со мной хоро­шо поработали.

- На зем­ные года, сколь­ко про­шло времени?
– Лет 150.
– Жар­ко не было?
– Нет. Непри­ят­ных ощу­ще­ний не было, ведь у меня же не было физи­че­ско­го тела. У меня сей­час хоро­ший цвет: голу­бо­ва­то-зеле­но­ва­тый, но всё-таки оста­лась в нём какая-то тём­ная примесь.
– А для чего она оставлена?
– А может спе­ци­аль­но, меня же выпу­сти­ли, я сама долж­на над ней рабо­тать и делать выбор. Совер­шен­но точ­но знаю, что одним даёт­ся пра­во выбо­ра вопло­ще­ния, дру­гим – нет. При каж­дом вопло­ще­нии даёт­ся воз­мож­ность совер­шен­ство­вать­ся, выбор за воплощающимся.
– Вам, нахо­дя­щим­ся в этом «гор­ни­ле», дава­ли какие-то настав­ле­ния, когда выпускали?
– Мы там и не обща­лись друг с дру­гом. Исчез­ли рас­ка­чи­ва­ние и жар, исчез­ли и мои «кол­ле­ги».
– Что за гра­ни­цы у обла­сти, в кото­рой Вас дер­жа­ли 150 лет, Вы виде­ли их?
– Да. По гра­ни­це более яркая и плот­ная энер­гия, похо­жая на язы­ки не коп­тя­ще­го пла­ме­ни, как котёл, окру­жён­ный пла­ме­нем, сна­ру­жи ощу­ще­ние жара. А внут­ри вид уже совсем иной, внут­ри более спо­кой­ная и ров­ная атмо­сфе­ра. То есть, здесь созда­ёт­ся осо­бое поле, в кото­ром сохра­ня­ют­ся поло­жи­тель­ное нача­ло и инди­ви­ду­аль­ность, а вот это вот гряз­ное, оно очень мед­лен­но, но, в кон­це кон­цов, исче­за­ет, рас­па­да­ет­ся, выгорает.
Теперь у меня здо­ро­вый цвет, нет гру­за гре­хов и тяже­сти, я это­го, прак­ти­че­ски, не ощу­щаю. Я чув­ствую, что я не иде­аль­на, не всё чистое, но у людей в «заквас­ке» долж­ны быть и плю­сы, и мину­сы. Сей­час вокруг всё голу­бое, и я голу­бо­ва­то-зеле­но­ва­тая, я здесь буду, но не дол­го, мне пред­на­чер­та­но, – я обя­за­тель­но долж­на воплотиться!
– Вы это осознаёте?
– Да, это естественно.
– И это отно­сит­ся к раз­ря­ду Вашей лич­ной свободы?

- Да, и когда есть хоть малей­шая воз­мож­ность выбо­ра – это хоро­шо, это инте­рес­но, это не насиль­ствен­но. То есть необ­хо­ди­мость вопло­ще­ний зало­же­на в моём меха­низ­ме, в моей натуре»

Павел Сергеевич Гынгазов
Врач-сексолог, регрессолог.
Автор методики и ведущий обучающего курса
«Техника погружения в прошлые воплощения через «Остановку внутреннего диалога». 

Запись на сеан­сы и обучение